Время таяния снегов

– Да, выросли, возмужали, словом, настоящий студент. Действительно, к чему вас переводить? Напишите заявление, а я поддержу,– сказал в заключение Иванов-Томский.

Через несколько дней Ринтын вместе с заведующим кафедрой советской печати сверял учебные планы факультетов. Оказалось, что Ринтыну нужно садиться на третий курс отделения журналистики.

– Вы согласны? – с сомнением спросил завкафедрой.

– Согласен,– со вздохом ответил Ринтын.

Приближался Машин отпуск, и она задумалась, где провести лето.

– Было бы у нас много денег,– мечтательно говорил Ринтын,– поехали бы к теплому морю. Я до сих пор не могу поверить, что в море вода может быть такая теплая, что часами можно в ней сидеть, как в ванне. И еще я завидую всем, кто умеет плавать. Это все равно что быть немного тюленем. Хорошо бы еще человеку уметь немного летать, как птице. Пусть на небольшие расстояния… Увидели бы мы с тобой пальмы и разные фикусы, растущие прямо из земли. А то любуешься этими тропиками только в президиумах да на торжественных заседаниях.

– До теплого моря нам еще далеко,– отвечала Маша.– Научиться плавать можно и на реке. Вот как я. Папа меня научил перед войной. Может, поедем в Лугу? Мы там снимали дачу перед войной. В селе Толмачеве, я хорошо помню. По выходным дням к нам приезжал папа и привозил продукты. А какая там красота! То, что ты видел в деревне под Волосовом, не то. Поедем туда? Мне будет приятно вспомнить детство.

Но Лугу пришлось отставить из-за дальности расстояния. После долгих размышлений выбрали станцию Всеволожскую, где жил на даче писатель Лось.

– Писатели плохое место не будут выбирать,– веско заявил Ринтын.– Им ведь нужно вдохновение, тихая обстановка, леса, широкие поля и спокойное течение реки…

– Думаешь, все это вместе можно найти во Всеволожской? – с сомнением спросила Маша.

– Думаю,– решительно заявил Ринтын.– Если даже будет половина того, что я предполагаю, и то будет прекрасно. Представляешь, идешь, идешь среди деревьев, и нет им конца и краю. Только изредка, будто вдруг расступились деревья, выйдешь на поляну. Когда я впервые оказался в лесу, я немного боялся. Деревья казались мне одушевленными существами. Такое же чувство у меня было, когда я впервые увидел автомобиль. Сначала его след – две широкие глубокие колеи на прибрежной гальке. Они шли чуть ли не от самой воды к складу. Я пошел по следам, и сердце у меня билось так, будто я шел по тропе невиданного зверя. Долго не решался подходить к машине со стороны мотора. Для меня там была голова, фары – глаза, колеса – ноги. Мне было уже почти шестнадцать лет, я окончил семилетку, а вот так думал… А потом познакомился с лесом, с полем. Сейчас мне смешно, что нарвал букет из картофельных цветов, а тогда…

За последние дни Маша как-то изменилась, слегка осунулась, а в глазах появилось незнакомое выражение. Иногда она беспричинно раздражалась, на кого-то злилась и подолгу лежала на кровати, глядя в стену, украшенную линялыми старыми чертежами.

И среди других мыслей откуда-то у Ринтына иногда появлялась одна: а вдруг Маша разлюбила и жалеет, что вышла за него замуж? Что может быть у них впереди? Жизнь в чукотском стойбище, учительство в школе и долгие холодные пурги в полярную ночь? Вот она говорит, что комнатка, в которой они живут, плоха и холодна, но на родине Ринтына иные были бы рады и такому жилищу. Там еще много надо работать, чтобы сделать жизнь достойной звания человека. Все строить своими руками. Нигде так не тепло и уютно, говаривал часто дядя Кмоль, как в яранге, выстроенной собственными руками.

Ринтын и Маша ехали поездом через весенний лес на станцию Всеволожскую. За окнами проносилась земля, покрытая свежей зеленью. Между деревьями мелькали домики, зеркала озер, поляны, залитые солнцем. На речных лугах паслись стада коров, во дворах копались куры, а петухи сидели с превеликой важностью на каком-нибудь возвышении и провожали взглядом проносящийся поезд.

Свежая зелень, цветы у железнодорожной насыпи имели такой праздничный вид, что хотелось петь.

– Как хорошо! – не удержавшись, восхищенно сказал Ринтын.– Все-таки это прекрасно, когда на земле что-то растет! Маша, посмотри сюда!

Маша хмуро глянула в окно, хотела отвернуться и тут встретилась глазами с мужем. И вдруг она всхлипнула и заплакала.

– Что с тобой? – забеспокоился Ринтын.– Почему ты плачешь? Если не хочешь сказать, не говори, только не плачь.

Он не мог смотреть на плачущую жену, потому что видел ее такой впервые, и это было так неожиданно и страшно, как будто вдруг вместо Маши на вагонной скамье появилась чужая, незнакомая женщина.

– У меня будет ребенок,– еле слышно произнесла Маша.– Так уж получилось… Не сердись на меня, Толя.

Ринтын долго соображал и никак не мог взять в толк, что же случилось.

– И потом… Потом мне жалко его было – ведь это же наш с тобой первенец,– сквозь слезы продолжала Маша.

– Что ты сказала! Маша, да это такое дело! – Ринтын не находил слов от вспыхнувшей радости.– Милая, спасибо тебе большое.– Не обращая внимания на пассажиров, он поцеловал ее.