Время собираться

– Хорошо. – Он огляделся. – Хотите послушать программу?

– Послушать?

– Я могу включить вам стенной динамик. – Протянув руку к коробочке под окном, он щелкнул выключателем. Комната внезапно наполнилась звуками джаза, тяжким пульсом чикагского оркестра.

– Спасибо, – прошептала Барбара. Мужчина вышел на улицу и пошел по гравийной дорожке прочь от здания.

Верн заговорил.

– Люди вроде Бикса Байдербеке представляли в джазе традицию, которая впервые…

Она слушала. Голос у него был низкий и хриплый. Она поняла, что он волнуется. Он сидел к ней спиной, лицом к контрольному пульту. И продолжал бубнить. Немного погодя он поставил пластинку, и его голоса сменила группа Пола Уайтмана. Он встал из-за пульта и подошел к окну.

И снова уставился на нее, опустив руки в карманы. Выражение его лица было непонятным. Лицо двигалось, брови подрагивали, уголки рта поднимались и опускались. Барбара подошла к окну. Их разделяли считанные дюймы.

Вдруг Верн повернулся и бросился назад, к пульту. Схватил свои бумаги и сел, регулируя длинную палку микрофона.

– …вклад Байдербеке в дело чикагского джаза, к несчастью, недооценен по причине его ранней и трагической…

Она вернулась к креслу и села. Дверь распахнулась, и с улицы вошли люди. Они с любопытством уставились на говорящего человека за стеклом. Одна из них, девочка лет четырнадцати, захихикала. Одной рукой она принялась пихать мальчика, который был с ней рядом. Родители вывели их из комнаты ожидания и повели по коридору за угол. Барбара откинулась на спинку кресла и попыталась расслабиться.

В девять тридцать дверь снова распахнулась и в комнату ожидания поспешно вошла женщина. Она остановилась, тяжело дыша, ее тонкое тело трепетало. Пока она блестящими глазами оглядывала комнату, ее грудь ходила ходуном, как у какого-то животного. Она была высокой и угловатой, ее черные как смола волосы лежали на плечах двумя тяжелыми косами, которые заканчивались пушистыми хвостиками. Бросив на Барбару быстрый, внимательный взгляд, она подошла к большому окну. Постучала по стеклу каким-то мелким предметом. Звук был тихий и щелкающий: наверное, в руке у нее была монета.

Верн вздрогнул и поднял голову. Он и женщина посмотрели друг на друга: она раскрасневшаяся и запыхавшаяся, Верн мрачный и угрюмый. Коротко кивнув ей, он вернулся к пульту. Женщина еще несколько минут наблюдала за ним. Потом отошла от окна. Прошла через всю комнату и опустилась на стул почти рядом с Барбарой.

Барбара исподтишка наблюдала за ней. Что это за худощавая, странно одетая девушка? Тоже ждет Верна? Или скоро уйдет? Но та, кажется, никуда не спешила. Открыв сумочку, она взяла оттуда сигарету. Какие на ней странные туфли – пушистые, как будто меховые. А ноги над ними голые, без чулок. Барбаре захотелось, чтобы женщина поскорее ушла. Яркость ее одежды смущала, как она ни садилась, женщина все время оставалась в поле ее зрения. Тогда она взяла журнал и начала перелистывать страницы, но и это не помогло.

Теперь женщина смотрела на нее. Молча наблюдала, не сводя с нее блестящих черных глаз.

Вдруг она подалась вперед.

– Скажите, дорогая. У вас спички не найдется?

Барбара вскинула голову. Отрицательно помотала ею и вернулась к журналу. Ее щеки стали пунцовыми, она чувствовала, как приливает к ним кровь. Женщина по-прежнему смотрела на нее. Зачем она осталась? Сколько она еще будет так сидеть, подавшись вперед?

Женщина встала. Прошлась по комнате. Немного погодя она вышла в коридор. Барбара услышала, как она с кем-то говорит. Наконец она вернулась, беззаботно перескакивая с ноги на ногу, сложив на груди руки. Она напевала себе под нос, повторяя один и тот же слог:

– Ла-ла-ла, лалалала, ла. Ла-ла-ла…

Она резко повернулась – рука на бедре, юбка вспорхнула. Сигарета торчала из ее тонкогубого рта, по-прежнему не зажженная. От нее веяло непреклонным холодом. Только глаза были другие. Яркие и горячие, даже горячечные. Наконец она снова села. Тонкими пальцами забарабанила по подлокотнику кресла в такт музыке, которая раздавалась из громкоговорителей. Она была в непрестанном движении. Взвинченная какая-то. А может, нервная? Или просто беспокойная?

Барбара постаралась слиться с креслом, в котором сидела, и сосредоточилась на чтении журнала.

Время шло. Она подняла глаза на часы в студии. Было почти десять. Когда же закончится программа, в десять? Верн ни разу не взглянул на них с тех пор, как увидел эту девушку. Он ее знал, это было понятно. Но насколько хорошо? Она ждала его. Это было очевидно. И уходить не собиралась.

Без пяти минут десять другой диктор прошел, возвращаясь, через комнату.

– Здравствуй, Тедди, – сказал он девушке. Тедди. Это что, имя? Говорил ли о ней Верн тогда? Она не помнила: слишком многое из той поездки прошло мимо ее сознания. А девушка, похоже, чувствовала себя на радио как дома. Она знала диктора, и тот ее знал. Может, она здесь работает? Диктор появился в студии за стеклянной перегородкой. Положил ладонь на руку Верна, заглянул в сценарий программы. Подходила к концу последняя пластинка.