Время скорпионов

— Я скажу вам, что могу, и точка. Вы прекрасно знаете, как это работает.

Напряжение было чересчур сильным.

— На Сесийона нас вывела анонимная информаторша.

— И все?

— Нет. Она также сообщила нам имя: Стейнер.

На лице полицейского появилась ироническая улыбка.

— Удивляюсь, как это вы пустились в подобную авантюру из-за двух имен, брошенных незнакомкой? И Клейн, этот параноик в квадрате, полез туда за вами следом? Заметьте, вы ничего не потеряли, а получили хорошенькую помощницу. — Он повернулся к Амель.

Оскорбленная тем, что ее роль свелась к служебной «игрушке», она уже хотела послать легавого ко всем чертям, но прочла в его взгляде, что он только этого и ждет. Он все знал.

Ружар тоже понял. Они действительно находятся под наблюдением. Оставалось уточнить, в одной ли упряжке Понсо со Стейнером и его кликой. В чем можно было бы усомниться: методы двух контор сильно различались. Однако это не означало, что можно проявлять неосторожность. Офицеру госбезопасности кое-что известно, и все же он явился в надежде выведать что-нибудь новенькое.

— Сначала я не поверил. — Краем глаза Ружар увидел, что Амель резко отвернулась. — Мне казалось, что Стейнер — просто бывший тайный агент, ожидающий отставки. А потом я получил некоторые сведения относительно реальной или предполагаемой деятельности его конторы — Общества оперативной обработки, управления и надзора. Затем наша благодетельница рассказала нам о Сесийоне. Почему этими смертями занимается именно криминальная полиция под началом Сент-Элуа?

— Больше ничего?

— Больше ничего.

Понсо, уловивший раздражение журналистки, несколько секунд наблюдал за ней, прежде чем вернуться к Ружару:

— Вы не слишком последовательны.

— Я сказал вам правду.

— Да, но не всю. Так, например, вы не сказали мне, зачем и как вы вышли на контакт с Зиядом Махлуфом или чем вы занимаетесь с Яном Су, фотографом. — Полицейский хотел проверить одну гипотезу: он не был уверен, что две эти вещи связаны между собой. Молчаливая реакция его собеседников доказывала, что он прав. — Вам ведь известно о моей осведомленности, так в чем же дело?

— Ничто не обязывает меня разговаривать с вами. И прежде всего, что я получу взамен?

— Может быть, спокойствие? Вы что-то подозреваете, я что-то подозреваю. Наши теории не обязательно совпадают, но в чем я совершенно убежден, так это в том, что вы чересчур подставляетесь.

— Вы нам угрожаете?

— Ошибаетесь. Угроза исходит не от меня. — Понсо по-прежнему не замечал Амель. — Вот, например, отдавали ли вы себе отчет в том, что после вашей волнующей попытки проникнуть в мечеть в прошлую пятницу присутствующую здесь мадам Рувьер-Балимер, — он специально акцентировал девичью фамилию, — преследовал головорез из двадцатого округа?

Молодая женщина встревожилась и взглядом попросила Ружара выдать какие-нибудь сведения. Поскольку он продолжал молчать, в разговор вступила она:

— Наша информаторша на самом деле мужчина. Нам известно только его имя, Жан-Франсуа.

— Вы с ним встречались?

Вопреки протестам своего наставника, Амель утвердительно кивнула.

Понсо повернулся к ней:

— Значит, вы знаете, как он выглядит?

— У нас есть несколько его фотографий. И Стейнера вместе с…

— Хватит, замолчи! — Прежде чем повернуться к сыщику, Ружар сверкающим взглядом обжег Амель. — Разговор окончен, нам надо работать.

— Успокойтесь, на нас все смотрят.

За многими столиками посетители прекратили разговаривать и наблюдали за происходящим.

— Я пришел не для того, чтобы получить сведения, они мне не нужны. — Офицер порылся во внутреннем кармане куртки и достал оттуда конверт. — Вам не много удалось сделать. Разве что всякую ерунду. — Он открыл конверт. — И я сомневаюсь, что ваши замыслы теперь осуществятся. — В конверте лежали моментальные снимки. — И все же я вам кое-что покажу, чтобы избавить вас от некоторых затруднений.

Он выложил фотографии на стол.

Амель прижала руку ко рту. Плечи Ружара опустились.

— Покойный Жан-Франсуа Донжон — таково его имя, который работал в Обществе оперативной обработки, управления и надзора, как вы, безусловно, догадались. Он был склонен к депрессиям и вчера вечером покончил с собой, выбросившись из окна своей гостиной. Хотелось бы уточнить: он жил на шестом этаже.

— Вы всерьез полагаете, что я в это поверю?

— Неврастеник, находящийся в процессе развода, оторванный от семьи, несколько месяцев посещавший психоаналитика, — выглядит убедительно. Он даже оставил письмо, на первый взгляд подлинное, в котором просит прощения за все зло, причиненное семье и — я цитирую — «своим сотрудникам». — Понсо собрал фотографии и поднялся. — Удачного вечера.

Выйдя на улицу, полицейский быстрым шагом направился к припарковавшемуся на соседней улице Тригону.

— Ну, как прошло?

— Хорошо, более или менее хорошо.

Они помолчали.