Вторник 09.10.01@10:03
Кому: [email protected]
Тема: извинения
Понсо встретился с журналистом по имени Ружар в баре на улице Боэти, куда он имел привычку заглядывать, когда хотел передохнуть не слишком далеко от министерства. Но и не слишком близко. Он согласился на разговор только потому, что об этом его настойчиво просил Акрут из полицейского профсоюза. Понсо не любил писак, так что с легкостью соблюдал требование своего руководства молчать.
В начале разговора полицейский крайне расплывчато отвечал Ружару и засыпал его соблазнительными, но малозначимыми деталями.
— А как обстоят дела с сотрудничеством между различными антитеррористическими службами?
— Хорошо. Полное взаимопонимание. В конечном счете, у нас ведь общие цели.
— Странно.
— Почему?
— Я слышал, что во Дворце [119]как раз по этому поводу даже закатили скандал.
Понсо пожал плечами:
— Я не в курсе. Подобные вещи меня не касаются.
— Только между нами, что вы думаете об Аль-Каиде? У меня создалось впечатление, что это, как теперь часто бывает, приведет к новой неразберихе, которую нам станут подавать под разными соусами.
— Это у вас мания журналиста, да? Или американца, как вам больше нравится. До крайности все упростить или дать врагу имя и тем сделать его менее страшным.
— Вы не верите во влияние ваххабизма на международный терроризм?
— Я этого не сказал. Но моей проблемой по-прежнему остаются алжирцы. Некоторое время назад они назывались Вооруженной исламистской группой. Теперь, как раз из-за ваххабизма, они понемногу скатываются к салафизму. Так что сегодня они в основном объединяются под знаменем Салафистской группы проповеди и джихада, [120]но в основе своей это все те же чокнутые. — Понсо знаком попросил бармена принести счет. — А я еще не говорю о марокканцах или тунисцах. И многих других.
— Сильно ли мы рискуем? Если сравнить с ботулизмом, что серьезнее?
— Мы воюем. И чем скорее мы это осознаем, тем лучше.
Ружар заговорщицки склонился к нему:
— Сменим тему? Вас не удивило, как закончился субботний матч?
— Нет.
— Значит, вы этого ждали?
— Нет.
— Тогда что же?
— Да мне плевать.
— И все-таки…
Понсо снисходительно посмотрел на журналиста:
— Вы что, думаете, у нас нет дел поважнее, чем эта ерунда? Хотите, я скажу вам, что думаю о здешних мусульманах? Двадцать из ста неисправимы: это радикалы до мозга костей, проповедующие воинствующий жесткий ислам. Еще двадцать полностью интегрировались и никогда не доставят нам неприятностей. Шестьдесят оставшихся пойдут за основным потоком. Итого выходит восемьдесят процентов, мягко говоря, потенциальных неприятелей. Так что заканчивающиеся бардаком идиотские футбольные матчи порядком мне осточертели. — Полицейский выложил на барную стойку несколько монет. — Все, поговорили. У меня работа.
— Шарль Стейнер.
Понсо замер и уставился на Ружара.
— Вы ведь с ним знакомы?
— Почему этот господин вас интересует?
— Один достоверный источник привлек к нему мое внимание. Что он за человек?
— Хороший человек. Впрочем, я встречался с ним всего однажды, так что не ждите больших разоблачений.
— По работе?
Полицейский кивнул:
— Он тогда работал в
— Мне все именно так и говорят. Значит, вы работали со Стейнером. Над чем?
— Над креветками с соусом мореск. Я должен идти, до свидания.
Вернувшись из кино, Амель сразу включила компьютер. Ее ждало письмо от Сервье. Он принимает ее приглашение на кофе, но не раньше конца недели, самое раннее в четверг, потому что до этого будет в командировке в Лондоне.
Она тут же ответила ему и предложила встретиться в четверг вечером: более интересных планов на это время у нее нет. Она рискнула даже задать вопрос о его работе. То он в Париже, то в Лондоне, то снова в Париже, возможно, где-то еще, просто удивительно. Чем же он занимается? Где на самом деле живет?
Когда она отправляла почту, зазвонил ее мобильный. Ружар.
— Наконец-то!
— Ты беспокоилась? Соскучилась по мне?
Амель заговорила спокойным, ровным тоном:
— Вовсе нет.