К Протагору подбежал юноша в короткой тунике и подал ещё один папирус, свёрнутый в небольшую трубку и перевязанный потёртым красным ремешком с печатью из голубой глины. Протагор сорвал печать и развернул свиток. Брови его поползли вверх, потом вниз. Стало заметно, что он огорчён и немного растерян прочитанным. Однако вскоре навык публичного человека, умеющего держать удар, возобладал над смятением чувств. Протагор выпрямился и, понимая, что от него ждут объяснений, заговорил:
– Этот псевдомудрец Эватл заявляет, что он не станет платить независимо от решения суда. Вы только послушайте, дети мои! – С этими словами Протагор ещё раз театрально развернул полученный свиток и начал читать: «Почтенный Протагор, тебе нет нужды тратить время на тяжбу со мной. Прости, но денег от меня ты всё равно не получишь. Если ты выиграешь суд, значит, я его проиграю и по нашему с тобой договору не буду тебе ничего должен. С одной стороны, мне, конечно, следует исполнить решение суда, но с другой стороны – нет. Ведь нашу с тобой мелкую тяжбу разбирает не досточтимый ареопаг, а присяжный дикастерий. Его решения для дел такого уровня, как наше, имеют исключительно рекомендательный характер. И о том тебе хорошо известно. Вот если я второй раз нарушу перед тобой своё обещание, тогда да. Но ты научил меня всему, что знаешь сам, и мне нет нужды тревожить твоё внимание снова. А если я выиграю тяжбу, то решение суда позволит мне под любыми предлогами оттягивать оплату, которая определена нашим с тобой договором, что я и намерен делать. Не огорчайся, Учитель, я вынужден переиграть тебя, так как просто не имею суммы, необходимой тебе в уплату. И ты знаешь это. Прости, что поднял на тебя твоё же оружие: у меня нет другого выхода. Почитающий тебя до берегов Стикса Эватл».
Толпа учеников подавленно молчала. Протагор оглядел пределы атриума, улыбнулся и произнёс:
– Что притихли, дети мои? Неужели вы решили, что ваш славный учитель побеждён собственным учеником? Так слушайте! Сейчас я скажу важнейшую истину о человеке. Я вас учил, что истина – это прикосновение к божественной бесконечности и первой истины среди прочих нет. Но истина, которую я хочу вам поведать, особенная. Вот она: «Человек есть мера всех вещей, и существующих, и несуществующих!» Именно так и рассудил я ответ Эватла. Всё, чего он хотел от меня добиться, и вся диалектика его ответа присутствуют во мне, так как я есть мера всякому поступку в отношении себя. Вот и ответ: я благословляю его решение, оно отвечает моим интересам и моей философии!
В третий раз толпа дружно загудела и подняла вверх руки, приветствуя мудрость Учителя.
3. Осторожно: Дрон!
– Пойдём. – Кляка взял Митю за руку и вывел из атриума на узенькую афинскую улочку, где бродили стайки полуголых ребятишек и сидели редкие торговцы всякой мелочью.
– Кляка, объясни, зачем я здесь? – спросил Митя.
– Понимаешь… – Кляка набрал в рот побольше воздуха, важно надул щёки и произнёс: – Как говаривал досточтимый Блез Паскаль: «Предмет математики настолько серьезен, что полезно не упускать случая сделать его немного занимательным». Вот так.
Он выдохнул с облегчением и, глядя в небо, продолжил:
– Там, наверху, в далёком будущем вы считаете софистов обманщиками и плутами, дескать, они подкладывают в рассуждения заведомые ошибки. И в то же время понятие «парадокс» вызывает у вас уважение и почтительное внимание. Вы снисходительно говорите: «Парадоксы похожи на софизмы, поскольку тоже приводят рассуждения к противоречиям». Ваш известный писатель… мм, кажется, Гранин, – Кляка почесал свой плешивый затылок, – да-да, Даниил Гранин как-то написал: «Софизм – это ложь, обряженная в одежды истины, а парадокс – истина в одеянии лжи».
Нет, дорогой Митя, поверь, всё интересней и сложнее! Никто не скрывает преднамеренной ошибки! Но как заманить, например, лисицу в силок, не подвязав к силку петушка? Надо обмануть инертность человеческого мышления, перехитрить её. Надо заставить человека расправить крылья над привычными обстоятельствами и знаниями! А уж когда рыбка попадает в сеть, искушённый в делах Мудрости софист-рыбак передаёт улов повару-парадоксу. Поначалу повар морщится: «Ну что дельное можно сварить из этой житейской несуразицы?» Да делать-то нечего. Другой улов когда ещё будет, а кушать хочется сегодня. Вот и берётся повар за работу. Там посолит, здесь поперчит, глядишь – и вышла еда, да не просто еда – отменный деликатес.
Знай, Митя: парадокс возникает как попытка выпутаться из софизма, но разрешается в конце концов открытием гения.
Вдруг Кляка насторожился и, как пёс, стал принюхиваться к ветерку, скользящему по лабиринту афинских улочек.
– Так я и знал! Он определил тебя, – не скрывая огорчения, проскрипел зубами Кляка.
– Кто он? – переспросил Митя.
– Кто-кто, Дрон, конечно. Ох предстоят нам с тобой теперь неприятности!..
Кляка приосанился и приготовился встретить загадочного Дрона мужественно, с гордо поднятой головой.