Время ранних разлук

— Да. Педиатром. Детским врачом, — отвечает она, — А вы, как и Вася, военным? Ну, вам, мальчишкам, это нравится… Романтика! А я стану обыкновенным, ординарным участковым врачом.

— Интересно, — замечаю я.

— Что интересно?

— То, что вы будете врачом.

— Разве это так необычно?

— Нет, совсем нет. Очень многие девушки хотят стать врачами.

— Это он про свою Ингу! — восклицает Василий.

На столе в вазе живые цветы.

— О! У вас цветы!

— Это мама иногда с приемов приносит, — говорит Ольга.

Василий радостно хлопает себя рукой по животу, кричит:

— Эврика! Сашка, возьми для Инги цветы! Будешь настоящим кавалером. Оля, отбери ему самые хорошие. Он должен преподнести их своей даме!

Ольга наклоняется над вазой и протягивает мне два цветка гвоздики — белый и красный.

Я прощаюсь и, едва закрыв дверь, бегу по лестнице, бегу так быстро, что сталкиваюсь с кем-то, извиняюсь. Мне вдогонку слышатся слова:

— Сумасшедший! Псих!

Ингу я застаю в гардеробе библиотеки. Она уже надевает пальто.

— Вот тебе цветы! — говорю я, запыхавшись.

Наверно, я делаю это так неуклюже, что несколько человек оборачиваются и насмешливо-снисходительно смотрят на меня.

Глаза у Инги блестят, губы чуть шевелятся. Я заметил, что, когда она взволнована, у нее всегда шевелятся губы. Словно она что-то произносит. Только беззвучно.

— Куда пойдем? На набережную?

— Не знаю, — говорит Инга и смеется.

Сзади нас раздается автомобильный гудок. Оборачиваюсь: такси.

— Инга, поедем на такси в центр!

— Ой, что ты? Я никогда на такси не ездила.

— И я тоже. У меня есть три рубля!

Я поднимаю руку.

В машине темно. Только близко-близко, рядом-рядом светятся глаза Инги.

— Инга, можно я тебя поцелую?

Инга смеется, говорит «нет». Конечно, это не «нет», а «да», но я робею, у меня нет сил перешагнуть невидимую, незримую черту, за которой начинается новое, другое. Я очень люблю Ингу. И потому волнуюсь, тревожусь. Притронуться губами к ее щеке… А вдруг это не «да», вдруг это ее обидит?

Мы выходим из такси на площади Ногина и по улице Разина идем к Кремлю.

Инга вертит в руках гвоздики, щекочет себя ими по щекам. Отбегает от меня, залезает на небольшой сугроб и сажает в белый снег цветы. Отходит чуть в сторону, кричит:

— Сашка, ты посмотри, как красиво! Цветы в снегу!

Прохожие останавливаются. Я говорю:

— Инга, идем.

Она возвращается, топает ногами, сбивая с ботиков снег.

— Правда, красиво? Нет, ты скажи!

— Очень!

— Я ненормальная, да? Подержи цветы и книгу, я еще стряхну снег.

Беру ее книгу.

— Все не оставляешь медицину?

— Нет. Знаешь, я не сказала тебе: я начала переписку с теми врачами, которые у нас выступали в школе.

— Которые летают?

— Да. Специальный авиаотряд. Вот! Очень много интересного. Хочешь расскажу? Впрочем, не надо. В другой раз дам почитать. Хотела взять их письма сегодня, а Игорь куда-то запрятал…

— Почему?

— Он против. Вчера села писать врачам, а он говорит: «Опять не делом занимаешься, лучше английский зубри». Воображала! С ним стало просто трудно. Говорит, что я дура и что это у меня со временем пройдет.

— Инга, можно я смахну с твоих ресниц снежинки?

— Ага! Ну-ка! — бойко говорит она и подставляет мне свое лицо.

…А вот и Красная площадь. За строгими, молчаливыми зубцами стены, подсвеченными снизу, — круглый купол Дворца, и над ним — красный флаг.

— Помнишь, у Брюсова? — спрашиваю я:

Красное знамя, весть о пролетариате,
     Извиваясь кольцом,
Плещет в голубые провалы вероятия
     Над Кремлевским дворцом…

— Не люблю Брюсова: он какой-то холодный. Слушай, а когда ты на параде, то где стоишь? Укажи мне место?

— Вон там.

Инга смеется:

— Какой ты важный! Так серьезно сказал: «Вон там». — Потом другим тоном, чуть грустным, говорит: — Уже поздно, пора домой.

— Нет, нет, Инга, сегодня не пора!

— Не спорь: тебе надо готовиться к занятиям. Наверно, и не приступал.

— Успею.

Бьют куранты. Мы слушаем, как мерно и торжественно растекается над площадью перезвон наших главных часов.

ПАРОХОД «МЕНЖИНСКИЙ»

У причала московского Южного порта стоит большой белый двухпалубный пароход «Менжинский». На корме играет духовой оркестр из наших спецов: школа отправляется в летние лагеря. На этот раз не в Кувшинки. «Менжинский» проплывет по Москве-реке и Оке, а потом пристанет к маленькому дебаркадеру под Рязанью.

Играет музыка. Шумит толпа на пристани: это провожающие. С палубы парохода в толпе я вижу Ингу. Она сняла косынку, машет ею.

Инга пришла в порт задолго до того, как нам был назначен сбор. Еще никого, кроме нас, не было. Мы сидели на скамеечке на берегу, под кустами пыльной сирени, смотрели на маслянистую воду.

— Саша, значит, я не увижу тебя целое лето…

— Сорок пять дней.

— Ой, как долго. Мне будет грустно-грустно. А ты знаешь, какой у тебя будет адрес?

— Нет. Но я в первый же день напишу. И во второй, и в третий.

— О чем я подумала? Вот так мы с тобой много-много раз смотрели на воду… Сейчас она мне не нравится…

— Это что? Гадание на воде?

— Ты не слушай меня. Я говорю глупости. Сегодня двадцать первое июня, плюс сорок пять…