Время против времени

— А это не так плохо. Пит, — решаю я. — Кто-то будет интересоваться вами, а вы наблюдайте, кто. Если их будет двое или трое, немедленно сообщите мне их имена. Среди них кто-то, а может быть, и все они окажутся агентами наших врагов. Я уже давно знаю, что часть нашей внутрипартийной информации просачивается на сторону. Смотрите в оба глаза, прислушивайтесь ко всем вопросам и докладывайте мне. Ясно?

Я едва успеваю закончить фразу, как врывается и, конечно, без стука, Мартин. Увидев Пита, спрашивает:

— Где Луи, Пит?

— Не знаю. Он уже несколько дней не ночует дома.

— И я его не встречал, Юри. — Тревожная нотка слышится в словах Мартина.

— Он только сказал, что должен кого-то разоблачить, — говорит Пит, — но кого именно, промолчал. Я начинаю понимать, что Репье в опасности.

— Он кому-нибудь давал свой адрес? — спрашиваю я.

— Зачем? Все и так знают, что студенты из провинции живут в общежитии политехнички.

— Там „пистолетники“ рисковать не станут, — говорит Мартин.

— Кто их знает? — задумываюсь я. — Ты бы лучше сейчас переехал, Пит. — Я уже боюсь и за него. — На время к кому-нибудь, а? Сумеешь?

— Если требуется, сумею, — соглашается Пит, но не уходит, словно что-то собирается добавить к сказанному.

— Ну, говори, не бойся, — поощряю его я.

— Знаю. Не хотел говорить сначала. Думал, подожду, когда накопится материал, но сейчас понимаю, что время не терпит. Вы просили посмотреть по-внимательнее, не наблюдают ли сослуживцы за моей работой. Наблюдают, советник. Сначала я ничего не заметил или, вернее, не обратил внимания. В частности, на любопытство старшего клерка Освальда Ринки. Он представился крайне заинтересованным моей работой, заглядывал в документы, которые я просматривал, и в мои записи, причем что-то записывал и сам. Интересовался он именно тем, что хотел скрыть от меня мсье Жанвье, его не волновали происки оппозиции, он хотел точно знать, на сколько голосов могут рассчитывать популисты в том или ином кантоне.

— Значит, Ринки работает не на Жанвье, — замечает Мартин.

Я начинаю уже соображать, в чем дело, в том, что Мердок имеет своих агентов и в избирательной канцелярии популистов, я догадывался давно. Теперь же я знаю, через кого просачивается информация.

— Я еще не все сказал, советник, — прерывает мое молчание Селби. — У меня сегодня украли рекомендательное письмо сенатора Стила.

Еще одно событие!

— Почему оно оказалось у вас?

— Я предъявил его мсье Жанвье, он прочел и вернул его мне, а я спрятал письмо в стол. В письме рекомендовали меня, ну а кому еще могла понадобиться эта рекомендация?

— Скверная история, — говорю я. — Любой документ за подписью сенатора может быть использован нам во вред.

— Вот что. Мартин, — решаю я. — Приедешь в „Аполло“ ночью после девяти в самый разгар сутолоки. Столик закажешь заранее. Я постараюсь приехать вовремя. Пока же мы с Питом займемся Ринки. Надо узнать точно, кому он продал письмо сенатора.

„Гзмблинг-хауз“ — начертано электрическими лампочками на фронтоне богатого особняка на самом фешенебельном отрезке Больших бульваров. Надпись освещала не только вход и колоннаду у входа, но и примыкающую к ним ресторанную площадку под парусиновым тентом.

Швейцара не было. Мы вошли в открытые настежь двери, где в глубине большого пустынного холла скучал молодой человек в синем сюртуке и кружевном жабо, украшенном булавкой с лиловым, похожим на аметист камнем. Мы предъявили свои визитные карточки и уплатили по двадцать пять франков за вход. Пока оформлялось это налаженное гостеприимство, я успел осмотреть соседний бар за тяжелыми и плюшевыми портьерами. Он был почти пуст — только несколько хорошо одетых молодых людей пили что-то у стойки. Ринки, как подсказал мне Пит, среди них не было.

Наверху нас встретила привычная тишина игорного зала, разбавленная шепотом советующихся, негромкими репликами выигравших или проигравших. Игра шума не любит, игроки немногословны. Лишь возгласы банкометов и крупье прерывают почти бесшумное шуршание фишек по сукну столов.

В игорном зале мы нашли, кого искали. Освальд Ринки, сидевший против крупье, играл осторожно, ставил стопки фишек не на номера, а на цвет, рассчитывая только на удвоенную сумму в случае выигрыша. В модном пиджаке табачного цвета и полосатых брюках он не походил ни на ковбоя из вестерна, ни на клерка из канцелярии популистов. Перед ним на столе уже лежала большая груда фишек, очевидно, Ринки много выиграл и вскоре должен был закончить игру и проследовать к разменной кассе, возле которой у импровизированного буфета можно было наскоро выпить и закусить.