Время прощаться

Последнее, о чем я думаю, прежде чем окончательно исчезнуть: несмотря на то, что говорила Серенити, несмотря на то, что я сам в это верил, – она не вшивый экстрасенс. А чертовски хороший!

Элис

Знаете, я потеряла двоих детей. Одного, которого знала и любила, а второго, которого никогда не видела. Еще до того, как я сбежала из больницы, я знала, что у меня случится выкидыш.

Теперь у меня сотни детей, которые занимают каждую свободную минутку моей жизни. Я превратилась в одну из тех хрупких, занятых женщин, которые избавлялись от страданий подобно торнадо – мы так быстро вращаемся, что даже не понимаем, какие саморазрушения вызываем.

Самое ужасное время дня – когда он заканчивается. Если бы я могла, работала бы смотрителем, спала бы со слонятами. Но кто-то должен быть публичным лицом «Мсэли».

Здешние жители знают, что раньше я проводила исследования в Тули-Блок. Что какое-то время (недолго) жила в Штатах. Но большинство не связывают ученого, которым я была раньше, с активисткой, которой являюсь сейчас. Уже давным-давно я не Элис Меткаф.

И для меня Элис Меткаф умерла.

Просыпаюсь я от собственного крика.

Я не люблю спать, но, если приходится, мечтаю, чтобы сон был глубоким, без сновидений. Поэтому обычно я тружусь до изнеможения и просто выключаюсь на два-три часа ночью. Каждый день, каждую минутку я думаю о Дженне, но Томаса с Гидеоном уже давно не вспоминала. Насколько я знаю, Томас до сих пор лежит в психлечебнице. А однажды во время сезона дождей я по пьяни залезла в Интернет и обнаружила, что Гидеон ушел в армию, погиб в Ираке, когда в людном месте, на площади, взорвалось самодельное устройство. Я распечатала газетную статью, в которой говорилась, что посмертно его наградили почетной медалью. Похоронен он в Арлингтоне. Если я когда-нибудь вернусь в Америку, схожу на его могилу.

Я лежу, уставившись в потолок, и медленно возвращаюсь в этот мир. Действительность – как ледяная вода: приходится поочередно опускать каждый палец, привыкать, прежде чем идти дальше.

Взгляд падает на осколок моей прошлой жизни, который я привезла с собой в Южную Африку. Это дубинка длиной где-то с метр и шириной сантиметров двадцать. Из молодого дерева, кора содрана причудливыми полосами и спиралями. Очень красивая вещь, похожа на местный тотем, но если всматриваться достаточно долго, можно поклясться, что там зашифровано какое-то послание.

У заповедника в Теннесси, ставшего домом для наших слонов, есть свой веб-сайт, поэтому я могу следить за их судьбой, а также оценивать работу, которую они проводят со слонами, пострадавшими в неволе. Лет пять назад на Рождество они проводили аукцион, чтобы собрать деньги. Слониха, которая недавно умерла, любила проводить время, обдирая кору с деревьев, создавая невероятные, изысканные узоры. На аукционе выставлялись ее «творения».

Я тут же поняла, что это Мора. Десятки раз наблюдала, как она проделывала подобное, прижимала бревна, которыми мы давали ей поиграть, к решетке стойла в сарае и бивнями обдирала белую березу или шершавую сосну.

Не было ничего удивительного в том, что слоновий приют «Мсэли» в Южной Африке решил поддержать акцию заповедника. Никто не узнал, кто выслал чек, никто не знал, что я получила лот с фотографией слонихи, с которой была так хорошо знакома. Сверху на снимке аккуратно написано «Да упокоится с миром. Мора». Я целый час проплакала.

И вот уже пять лет этот деревянный цилиндр висит на стене напротив моей кровати. Но сейчас я вижу, как он падает, ударяется об пол и распадается на две половинки.

В эту секунду звонит телефон.

– Я ищу Элис Меткаф, – говорит мужчина.

Мои руки холодеют.

– Кто спрашивает?

– Детектив Миллз из полицейского управления Бума.

Вот и все. Со мной все кончено.

– Элис Меткаф слушает, – бормочу я.

– Мадам, при всем уважении, найти вас – задачка не из легких.

Я закрываю глаза и ожидаю, что сейчас мне предъявят обвинение.

– Мисс Меткаф, – говорит детектив, – мы обнаружили тело вашей дочери.

Серенити

Вот только я стояла в кабинете частной лаборатории с тремя людьми, а в следующее мгновение уже одна в той же комнате и на четвереньках ищу упавший зуб.

– Я могу вам чем-то помочь?

Прячу зуб в карман, поворачиваюсь и вижу бородатого мужчину в белом халате. Нерешительно подхожу и бью его по плечу.

– Вы здесь?

Он отскакивает и потирает ключицу, глядя на меня, как на сумасшедшую. Наверное, я и есть сумасшедшая.

– Да. А вот вы почему здесь? Кто вас впустил?

Я не готова делиться с ним своими подозрениями, что «человек», впустивший меня, – на самом деле бродящий по земле дух, привидение.

– Я ищу вашу сотрудницу по имени Таллула, – отвечаю я.

Его лицо смягчилось.

– Вы были подругами?

«Были…» Я качаю головой.

– Просто знакомыми.

– Таллула умерла три месяца назад. Что-то с сердцем. Поздно хватились. Она как раз готовилась к своему первому полумарафону. – Он засовывает руки в карманы халата. – Сожалею, что принес вам плохие новости.