Время предпоследних новостей

Из старых тетрадей

* * *

Мой дед здороваться любил

И вслух читать газеты.

Читал, покуда было сил,

Про жизнь на белом свете.

С машиной швейной был в ладу

И с нашей старой печкой.

А вот в пятнадцатом году –

Стрелял под Берестечком.

«Прицел такой-то… Трубка… Пли!..» –

Рассказывал он внукам.

В работу верил. Не в рубли.

И уважал науку.

Моим пятёркам был он рад.

Предсказывал победы.

Хотел, чтоб был я дипломат…

А я похож на деда.

* * *

Бурьян пророс из детства моего.

Я не узнал его.

Он посерел от пыли.

Качаясь скорбно на ветру,

Он шелестит. И шепчет мне:

«Мы были.

И ты играл со мной

В военную игру…»

«И с другом! –

Я кричу ему. –

И с другом!»

И смотрит дочка на бурьян

С испугом.

А он пророс из детства моего.

* * *

Капля никотина меня не убила.

Капля лекарства меня не спасла.

Гордая женщина разлюбила

Глупая женщина обняла.

В старом трамвае

Я встретился с нею.

В новом трамвае

Её потерял.

В небо взглянул –

Там воздушные змеи.

Душу открыл –

И себя не узнал.

В темной душе моей

Страсти кипели.

В светлой душе моей

Радость цвела…

Капля отравы

Убить не сумела

Капля лекарства

Спасти не смогла.

* * *

Дальний предел пуст,

И не гудят провода.

На полке Марсель Пруст,

В небе – чужая звезда.

А в сердце – знакомая боль.

И всё это стоит гроши.

Ниже всего на бемоль

Голос солгавшей души.

* * *

Шаг за шагом познаю себя,

Сравнивая то, что было, с тем,

Что стало.

Жизненную книгу теребя,

Продираясь сквозь кварталы

И вокзалы.

Правила познавший назубок,

Я не путаю, где красный,

Где зелёный…

Но какой от этих знаний прок

В сантиметре от обрывистого склона.

* * *

Иду вдоль окон.

Тороплюсь. И всё же,

Нет-нет, и загляну в окно.

Их друг на друга нет похожих.

И, кажется, смотрю кино,

Где каждый кадр

За занавеской

Имеет подлинный сюжет.

Где вслед за рожицею детской

Ожжёт угрюмым взглядом дед…

А мне, как зрителю, мешает

Стекла зеркальная броня.

Я отражаюсь. Я мелькаю.

И окна смотрят на меня.

* * *

Было густо – стало мало.

Было много – стало редко.

И в сторонку от вокзала

Вытянута чья-то ветка.

И гудит по ней устало

Одинокий старый поезд,

То, что было, с тем, что стало,

Совмещая в слове «Совесть».

* * *

Сияющая даль социализма

Исчезла за холмами небылиц.

Мы дышим спёртым воздухом цинизма,

И удивленье сходит с наших лиц.

Кто был никем… А, впрочем, был иль не был –

Душа молчит, как смятая ботва.

То хлеба не хватает ей, то неба…

То слов. Хотя вокруг – слова, слова.

* * *

У каждого – своё,

И каждому – своё.

Глянь – не над падалью

Кружится вороньё –

Над Родиной. Уж в небе стало тесно,

Хоть жить, по-прежнему,

Тревожно-интересно.

Своё вдруг кажется

Совсем чужим,

Мечты сгорают, превращаясь в дым,

Не в журавлей, как думал я когда-то,

И не в вороний след

На дне заката.

* * *

Перекись водорода меняет цвет,

Новая причёска меняет стиль.

Утро вечеру говорит: «Нет»,

Старый закат сдавая в утиль.

Утренний кофе пахнет весной,

Старые счёты стирает вражда.

Дождь, словно праздник,

Прошёл стороной.

Ночь шелестит миллионами «Да».

* * *

Знакомая весна цветёт сиренью,

Любовью, жизнью, страстью, чьей-то ленью.

Знакомая весна на фоне злобы

И зависти крутой, что смотрит в оба.

Ещё на фоне искренних улыбок,

И добрых слов, и горестных ошибок,

Забытых песен, модных силуэтов,

Красивых женщин, лётчиков, поэтов…

Знакомая весна в саду и дома.

И счастье тоже, кажется, знакомо.

* * *

Параллелограмм перестраивается

в круг

И спрямляет углы.

Бывший враг говорит тебе:

«Друг»,

А вратарь забивает голы.

День темнеет и падает

В ночь,

Улыбаясь, светлеет мрак…

Тот, кто может, не хочет помочь,

Тот, кто хочет, не знает как.

* * *

Не хватает не злости,

Не нежности –

Не хватает в судьбе безмятежности,

Не хватает улыбки крылатой,

Лёгкой детскости, не виноватой

В том, что всё получилось

так странно,

Что в смятении люди и страны,

Что в конце благодатного лета

Все прозаики мы. Не поэты.

* * *

Почему-то люди не добреют,

А посмотришь – всё наоборот.

Языком, как острой бритвой бреют,

Завистью оскаливая рот.

Время, говорят, совсем, не сахар,

Да и годы, говорят, берут своё…

Иоганну Себастьяну Баху

Тоже кто-то жаловался на житьё.

* * *

Я бегу от себя, приближаясь к себе,

Избегая борьбы, постоянно в борьбе,

Ветер глупой удачи застыл в небесах,

Отражаясь в неузнанных мною глазах,

Распадаясь на капли слепого дождя,

И меня, к сожалению, не находя.

* * *

Что суждено – знать не дано.

Хорошо это или нет?

Не надо мной – вместе со мной

Белый пленительный свет.

Я посижу, я погрущу,

Я помечтаю ещё.

Совесть болит – это к дождю.

Что там – за тем дождём?..

* * *

Войти и выйти – знак вопроса

Оставив лишь после себя.

И всё – так просто и не просто,

Любя, завидуя, скорбя.

Войти и выйти – в чём проблема!

Берёшь, и тут же отдаёшь,

И думаешь – в запасе время,

Когда в запасе - медный грош.

* * *

У надежды – строгое лицо,

У печали – добродушный взгляд.

А любовь мне шепчет: «Будь борцом…»

Совесть напевает: «Виноват».

Виноват, и горше нет вины

В том, что отступаю перед злом.

Умники по-прежнему умны,

Оставляя жалость на потом…

* * *

В частном доме с утра –

Деревенский покой.

Лишь трамвай прозвенит вдалеке.

Это город родной

За рекой, под рукой

На вишнёвом стоит сквозняке.

Поднимаются цены,

Густеет трава,

Вновь берёт нас в крутой оборот

Жизнь, которая даже