Время повзрослеть

Мы пропустили ужин с Индиго и ее мужем. Вместо этого я забралась на диван Мэттью в его гостиной, пока он нервно раскачивался на стуле. Я рассказала ему всю историю брака Индиго и добавила:

— Видишь? Не деньги делают человека счастливым.

— Тебе легко говорить, — ответил он.

— Что случилось? — удивилась я.

Он достал кошелек — причем его руки странно дрожали — и вытащил из него карточку: на ней было написано «EBT»[16].

— Талоны на еду, вот насколько все плохо, — сказал он.

После этого я рассказала историю о том, как моя семья впервые перешла на продовольственные талоны. Это случилось во время зимних каникул в школе, я увидела талоны на кухонном столе, но еще не знала, что это такое; я решила, что это какие-то игрушечные деньги, например из «Монополии», и я могу поиграть с ними. Мне было восемь, в те дни мама не обращала на меня внимания, скорее всего, она была слишком озабочена тем, чтобы прокормить нас, а на моего отца особенно нельзя было положиться в этом вопросе. Я решила создать зимний коллаж, разрезала бумагу, чтобы сделать сосульки, вырезала миниатюрные снежинки и прикрепила их к зеркалу в ванной. Я довела маму до слез, сама тоже расплакалась, и в итоге мы обе стояли в ванной, обнимались и плакали. И она произнесла так печально — о, я до сих пор слышу ее голос! — «Мне просто нужна небольшая поддержка». Я рассказала Мэттью эту историю с некоторой гордостью. Печальные истории о детстве — это мой конек.

— Я знаю, что ты пытаешься успокоить меня, — сказал он, — но у тебя не получится. У нас с тобой разные трагедии. Ты рассказываешь мне, как что-то случилось с тобой, а я рассказываю о том, что сделал сам. Я своими руками засунул себя сюда. В эту дыру.

В ту ночь у нас не было секса; мы спали вместе, рядом, но не соприкасаясь, пока он не сдался и не дотронулся до меня первым.

Мы поцеловались, какое-то время держались за руки, а потом снова отодвинулись друг от друга, каждый на свою сторону кровати.

«Медовый месяц кончился, — подумала я. — Но он хотя бы длился дольше, чем обычно».

В следующий раз, когда я встретила Мэттью, я сказала, что приглашаю его на ужин. Я была голодна.

— Ничего не желаю слушать, — отрезала я. — Я просто хочу есть.

Мы заказали отличный ужин в стейк-хаузе в моем районе: филе-миньон, жареную картошку, пюре из шпината. Официанты расхаживали в белых рубашках на пуговицах, в черных брюках и галстуках-бабочках, угрюмые иностранцы все время курили; сервис был безупречен.

— Здесь очень мило, — заметил он.

— Скажи?

Мы посолили свою еду. За весь ужин он не произнес ни слова, кроме:

— Ты должна знать: я такой, как есть.

— Я поняла.

Позже в постели я прошептала ему:

— Мужчины — как дети, но у некоторых есть большие симпатичные члены.

Я положила на него руку, взяла его, как мне нравится, он был твердый и немного влажный на кончике. Мы занялись сексом, это было великолепно, но не особенно весело. Я относилась к нему не так, как обычно. Я относилась к нему как ко всем другим.

— Может быть, ты боишься? — спросила мой психотерапевт, приподнимая вверх свои нарисованные брови.

— Возможно, — ответила я. — Но, скорее всего, причина в том, что я выросла в семье, в которой мою мать сначала угнетал отец-наркоман, а потом каждый торчок-неудачник, который приходил к нам в дом, несмотря на то что она была сильной, умной, независимой женщиной, которая могла бы выжить сама, но ей казалось, что она должна просить помощи. И наверное, из-за того, что я не видела ни одного позитивного примера отношений за всю свою жизнь, я не хочу сохранять эти. Какая разница, если мужчины так или иначе выжмут из тебя все соки?

— Молодец, Андреа! — произнесла она. — Отличная работа.

Она притворилась, будто я совершила большой прорыв, но я толкую ей об этом на протяжении нескольких лет, я сказала ровно то же самое в тот день, когда переступила порог ее кабинета, после того как перестала рыдать.

Что делать, когда ты уже знаешь, в чем твоя проблема? А что, если на самом деле это не проблема? Это проблема, только если я хочу отношений. Если я хочу соответствовать традиционной модели счастья. Это проблема только в том случае, если для меня это важно. А я не уверена, важно ли это для меня.

— Я не могу понять, чего ты хочешь, — сказала мой психотерапевт.

— Я тоже, — ответила я.

Мне стукнуло сорок. Первым делом в свой день рождения я уволила психотерапевта, почти десять лет ушло на то, чтобы убедиться: она бесполезна. Потом я пригласила кучу людей на ужин, друзей детства и по колледжу, все еще живущих в городе, нескольких соседей по дому, Индиго, и даже моя мама предложила приехать. Никакого давления, просто все, кого я знаю, соберутся в одном месте. Конечно, я включила Мэттью в список приглашенных, потому что он — мужчина моей жизни. Он сказал, что потом зайдет выпить, и я спросила, почему он не хочет приходить на ужин. Он ответил:

— Ты знаешь почему.

— Все в порядке, я заплачу, — уговаривала его я.

— Ты не должна платить в свой день рождения, — сказал он.

— Все в порядке, — повторила я.

— Нет, не в порядке, — стоял он на своем.