Время повзрослеть

Я оставила ее и зашла в лифт. С меня капало, я вся таяла. Я поняла, что тоже хочу признания, чтобы меня кто-то заметил. Что, если снова заняться искусством? Что, если просто так и сделать? Это ведь то, что я люблю больше всего на свете, чего мне больше всего не хватает. Мне так долго казалось, что мне уже никогда не наверстать упущенное, но сейчас я осознала, что наверстывать нечего. Дело лишь в том, что я решу создать. «Еще есть время, — подумала я. — У меня еще столько времени впереди».

Уже не ребенок

Год 1988, мама на кухне разговаривает по телефону со своей лучшей подругой Бетси, а я тем временем подслушиваю из гостиной. Мне тринадцать, но я расту в Нью-Йорке, поэтому считаю, что я уже не ребенок и должна быть в курсе того, что происходит в моем доме.

Разумеется, разговор шел о моем отце. Джазовый музыкант, который мог играть на любом инструменте, он был великолепен. А еще он подрабатывал помощником шеф-повара в вечернюю смену. Очевидно, его непредсказуемый распорядок дня вызывал у мамы беспокойство.

— Я не могу все время держать его под контролем, — жаловалась она Бетси. — Мне что, ходить за ним по пятам?

В последнее время он частенько где-то пропадал. Однажды он должен был отвести меня в школу, но внезапно обнаружилось, что дома он не ночевал. В итоге мама опоздала на работу, у нее были слезы на глазах, она злилась, слишком крепко сжимала мою руку, ее макияж потек, и это выглядело ужасно, все перевернулось вверх дном.

— Я же работаю полный день, — сказала она.

Мама была организатором группы активистов. Вот только папу она не могла организовать. «Он идет, куда ему заблагорассудится», — говорила она. Брат уехал в тур со своей группой, мама ходила унылая, в школе дела шли хуже некуда, если не считать уроков рисования, и меня беспокоил папа. Так что я решила самостоятельно проследить за ним. Я должна была разобраться, в чем дело.

На следующее утро я встала и оделась во все черное — этакий загадочный шпионский стиль. Мама пристально посмотрела на меня и поинтересовалась, не в депрессии ли я, но я ответила, что просто выгляжу круто. Позавтракав овсянкой, я сгребла учебники в рюкзак и перекинула его через плечо. По дороге в школу я держала папу за руку, и по пути нам приходилось лавировать между кучами мусора. Было холодно, но снег ждали не раньше следующей недели. Папа явно думал о чем-то своем, но улыбнулся мне, помахал рукой на прощание и пожелал успехов. Я зашла внутрь, потопталась в дверном проеме, глядя на то, как он удаляется. Никто в школьной толпе не заметил или не захотел заметить, как я снова выскользнула наружу. То, что я собиралась сделать, казалось нормальным и правильным. Я буду наблюдать за ним. Это будет захватывающее приключение. Непозволительное и незаконное: я могла здорово влипнуть. И я была в восторге.

Он надел флуоресцентные оранжевые солнечные очки, которые купил на Сент-Маркс прошлым летом; еще три пары достались мне, маме и брату. Я выбрала розовые, мама — фиолетовые, а брат — черные: он ведь по-настоящему крутой парень. Еще у папы на голове были наушники. Он закурил сигарету и отправился в свой маленький мирок. Весь день принадлежал ему — до самой вечерней смены.

Я шла за ним до станции метро на Восемьдесят шестой улице, остановилась лишь раз, когда он покупал кофе у уличного продавца. Платформа в метро была битком набита: идеально для девочки, следящей за отцом. Мы сели на поезд, идущий по ветке С и направляющийся в деловую часть города. Он медленно покачивал головой, улыбаясь самому себе. В этом был весь мой отец — счастливый, наедине со своей музыкой. Благодаря этому я тоже чувствовала себя счастливой. Мне нравилось видеть его таким. Но другая причина заключалась в том, что мне казалось, будто я познаю некую тайну жизни.

Он вышел на Восточной Четвертой улице, и я последовала за ним к дому, стоящему в переулке. Папа позвонил в дверь и вошел. Я бродила рядом. Потом я заглянула в дверной проем и еще какое-то время покрутилась вокруг. Наконец я устроилась на углу и подождала полчаса. Он не выходил. Я постояла еще с полчаса. В это время я мысленно взвешивала все «за» и «против» того, чтобы позвонить в дверь. Мне влетит за то, что я прогуляла уроки. А если я увижу там то, что мне не понравится, и потом не смогу это развидеть? А что, если папа в беде, а я сумею ему помочь? Кроме того, мне было тринадцать, я сгорала от нетерпения и любопытства, становилось холодно, и мне хотелось в туалет. Я перешла на другую сторону улицы и позвонила в дверь.