Было душно. Дети спали, разметавшись в перепутанных свесившихся простынях. В ногах у старшего свернулся клубком котенок, прибившийся к ним еще в городе. Породу ему тогда определили звучную – куцхар-крысоед, но был это обычный дворовой Васька в тигровую полоску. Лидия, невольно улыбнувшись, переложила теплого котенка на коврик у кровати. «Может быть, блохастый, надо вымыть». Котенок потянулся во сне и замурлыкал. Это тихое мурлыканье успокоило ее. Она поправила постели, легла и попыталась уснуть. Но давящее непонятное беспокойство словно бы заполняло комнату, сгущалось, принимало какие-то неопределенные очертания. Лидии слышалось легкое потрескивание, как бывает при электрических разрядах. Лунный свет непонятным образом начал перемещаться по дому одновременно со странным потрескиванием. Вот он скользнул по глянцево блеснувшим половицам, осветил котенка… Тот зашипел и, оскалившись, вздыбил шерсть, глядя неподвижными фосфорическими глазами в одну точку. Прокричал ворон. Лидия чувствовала, что безумие охватывает ее, но, словно зачарованная, она отдернула занавески, не в силах оставаться в неведении. Там, за окном, размеренно и совершенно беззвучно, не касаясь земли, шли люди. Они были бесплотны и отбрасывали на поляну перед домом не тени, а неяркое мерцающее свечение. Лидия видела их лица, искаженные то страданием, то злобой. В этой череде бесплотных тел непрерывно и равнодушно вершились кровавые трагедии. Вот на краю зияющей ямы стоит на коленях покорная женщина с ребенком на руках. Рот ребенка разинут в бесконечном крике. Выстрелы оборвали крик. Худое тело женщины дергается, и она падает вниз. Ее убийца на дне ямы палкой добивает ребенка и поднимает какой-то предмет. Лидия видит в его руке детскую соску-пустышку. Но в хладнокровного убийцу уже врезается зазубренный топор идущего сзади. Медлительно и бесстрастно жертве перебивают ломами ноги и вспарывают живот люди в погонах и фуражках. Их прошивают очередью из автомата идущие вслед. И снова движутся безответные жертвы, корчащиеся, агонизирующие в руках палачей. Но вот движение призраков ускорилось. На сухой осине захохотал, захлопал крыльями филин, наклонив ушастую голову. Кровавая слеза выскользнула из глазницы побледневшей луны. В черном бору вдруг прошел ветер, вздыбил скрюченные сучья, завертел палую хвою и швырнул наотмашь в лицо спящего озера. Стон прошел по округе, и сразу стало тихо. Все кончилось.
Потрясенная увиденным и, сразу обессилев, Лидия с трудом добралась до постели. Сон навалился удивительно мягко и быстро.
Поутру Лидия проснулась свежая и отдохнувшая, словно не было ночного пробуждения и какой-то глупой чертовщины. Все виделось ей в другом свете. Слишком нелепыми казались пережитые страхи в яркое утро, играющее солнечными зайчиками на лаковых деревянных стенах. «Поменьше снотворного, милочка, да бросить курить непременно, а то скоро на метле летать начну в голом виде, – бодро приказала себе Лидия, откидывая легкое одеяло. – И довольно забивать голову мыслями о работе. Все! Легкий флирт, купание, много-много солнца и шашлык!..».
Лидия сладко зажмурилась, представляя себе гроздь пузырящихся соком кусков ароматного мяса на шампурах.
Они второй день жили в небольшом доме у озера. Дом этот в отличие от санаторно-лагерных щитовых вагончиков был срублен, как все деревенские избы, «в лапу» из толстых сосновых стволов. Старые бревна выглядывали из-под щегольской фигурной рейки, которой были обиты стены. В сенях сруб был обмазан для тепла слоем глины. Местами это покрытие растрескалось, и с пазов свисали клочья пакли и мха, похожие на спутанные седые волосы. Полдома занимала русская печь, казавшаяся в этом торопливом курортном укладе жизни совершенно лишней. Это еще раз подтверждало догадку Лидии, что их вселили в старую деревенскую избу, лишь подновленную снаружи.
Дом был выстроен на чистом бугре, окруженном соснами, а совсем рядом искрилось круглое озеро с голубой водой. Говорили, что дна в середине озера не достать из-за многометровой подушки мягкого ила-сапропеля. Еще рассказывали, что на дне среди пней и упавших деревьев стояли утопленники с открытыми глазами, зацепившиеся за острые сучья. Почему именно – с открытыми глазами, никто не мог объяснить, но так было таинственнее и страшнее, тем более что проверить это было невозможно.
Программу-максимум Лидия выполнила… Искупав в «лягушатнике» детей, она отправила их на обед и полезла в воду. Поплавав по-собачьи в голубых волнах озера, она минут десять принужденно пыталась вылежать на солнце, изображая удовольствие, пока, наконец, с отвращением не накинула на себя халат. «И охота ей…», – с жалостью она поглядела на соседку, худощавую зеленоволосую особу, ожесточенно подставляющую острые лопатки под солнце. «Мазохизм какой-то», – решила Лидия и уселась под грибок.