Друзья — институтские разъехались, школьные потерялись почти все. Девчонки к тридцати годам мужьями обзавелись, особо шустрые по два раза успели, детей нарожали, кредитов набрали — не до старой дружбы. Опять же зависть (ну куда без неё?) лёгкая, или не очень — Лина и при должности, и при деньгах, и вся из себя стильная. Не каждая выдержит сравнение. Одна Катюха и осталась из всех подружек, только она в Испанию укатила, замуж вышла и привет родине.
Тридцатого декабря Лина уволилась. Директор и просил, и уговаривал, и даже пригрозил карьеру ей испортить, потом, правда, извинился, — Лина ни в какую. Устала. Выдохлась. Поняла, что ни за какие коврижки больше не хочет бежать бешеной белкой по привычно-замкнутому кругу.
А что дальше?
А дальше Новый Год на широком подоконнике, впервые за всю жизнь — нет не в одиночестве, а наедине с самой собой. Чувствуете разницу? Впервые без ёлки, мишуры и подарков, без громких тостов, конкурсов и петард.
«Позвонит и перестанет. Кто-то явно номером ошибся», — Лина недоуменно прислушивалась к непрекращающейся трели звонка. — «Вот же настырный, придётся вставать».
Девушка нехотя спрыгнула с подоконника, сняла трубку:
— Слушаю.
— Линка, ты что, уснула там? У тебя сотовый отключён, номер не доступен. Это хорошо, что я твой номер домашний со школьных лет помню, — смутно знакомый голос с едва заметной запинкой возбуждённо тарахтел, не давая Лине ни слова вставить.
— Женька? Женька Морозов? Ты что ли? — Лина задохнулась от нахлынувших воспоминаний. Женька — её первая любовь, про которую не знала ни одна живая душа. Даже мама. Даже Катюха. Никто. Их первый поцелуй прямо перед этим злосчастным падением на тренировке так и остался единственным.
— А кто ещё может свалиться на голову без приглашения? — расхохотался собеседник. — Только Морозов.
— Ты вообще откуда? Мы не виделись лет сто. Ты после школы уехал и с концами.
— Не сто, а всего тринадцать. Как я в аварию попал, так и не встречались больше.
— Ты в аварию? Когда?
— Только не говори, что не знаешь. Весь класс знал. Я же на выпускном не был из-за этого.
— Это я не была на выпускном, потому что позвоночник повредила и в больнице валялась, — возмущённо парировала Лина. — А ты не позвонил ни разу. Тоже мне, а ещё другом назывался. Воспоминания зашипели, словно рассерженная кошка, в глазах защипало от непрошенных слёз.
В трубке повисло молчание.
— А мне твоя мама ничего не сказала. Я звонил несколько раз, а она говорила, что тебя нельзя отвлекать. Я тогда решил, что ты меня так культурно из своей жизни вытурила и уехал.
— Она никого мне не пускала, — протянула Лина. — У меня тогда весь мир рухнул — конец спортивной карьере, и вообще все планы еноту под хвост. Я никого видеть не хотела.
— А прямо сейчас ты хочешь кого-нибудь видеть?
— Сейчас? — Лина закашлялась. — А ты где?
— Я у тебя под окнами. Полчаса созерцал, как ты шампанское потягиваешь. Сначала думал курантов дождаться, а потом решил, что и так слишком долго тебя не видел. Пустишь? Тогда я поднимаюсь.
— Пущу, — Лина положила трубку и прижала руки к горящим щекам. У неё ведь ни наряда, ни оливье, ни хлопушек нет.
А разве это главное?
Это просто мишура.
Главное — счастье.
С Новым Годом!
Варя вот уже второй день бродила по рождественской ярмарке. Наряженные в новогодние костюмы, раскрасневшиеся от мороза продавцы бойко предлагали покупателям ёлки и гирлянды, хлопушки и яркие игрушки. На любой вкус и кошелек. Вот именно, на кошелек. А если и кошелька-то нет, только любовно сложенная купюра в сто рублей надежно спрятана во внутренний карман старенькой куртки. На неё Варя купит батон хлеба, пакет молока и булочку с изюмом — на Новогодний стол. Праздник ведь. Первый одинокий праздник в жизни Вареньки.
Раньше всё было по-другому. Была семья, маленькая, но дружная: бабуленька, Варя и старенькая собачка Марсик. Первым ушёл пёс. Ослабел, подолгу лежал у входной двери, собираясь с силами, чтобы выйти на прогулку. Уж Варя ему и лоточек поставила, на крайний случай. Но нет, гордая дворняга упорно выползала на улицу. А однажды он просто не вернулся.
«Помирать ушёл, — вздохнула тогда бабуленька и долго-долго утешала рыдающую внучку, — видно, срок ему вышел. Пусть это будет самой горькой бедой в твоей жизни, Варенька. Неизвестно, что нас ждёт за следующим поворотом».
И как в воду глядела. Ровно через год сама заболела. Инсульт её разбил. В одночасье. И без шансов на восстановление. Так врач сказал. Хорошо, что бабуленька этого не слышала. Варя вот врачу ни капли не поверила, не такой у бабуленьки характер, чтоб сдаваться. И начали они бороться с неподвижностью да с немощностью.