– Преувеличивать не надо, и так довольно оболгал…
– Русский. Но – не поросёнок… Я – новый русский, – и смеётся. – Обновлённый. – И говорит: – Не куришь, хорошо ещё, в машину бы не пустил.
– А как?
– А на такси тебя бы посадил или пешком отправил, чтобы выветрился…
– Ну?!
– Баранки гну… Не выношу табачный запах. От пропастины будто…
– Скажешь тоже.
– И тому, кто дышит им, табачным дымом, говорят, среди курильщиков, вреднее.
– Полутунгус-полутатарин… Оно и видно… Обновлённый. Тебе вот пить совсем нельзя, это уж точно.
– А почему? Я – не монах.
– Монаху можно, а тебе нельзя.
– Так почему?
– А потому, что нет иммунитета.
– Придумал тоже… Ну, Истомин. Иммунитета б не было, давно бы уже спился. Взглянул бы лучше на себя.
– Я – славянин.
– А я?
– А ты почти
– Пока не предложили… За прощание, за встречу – каждый день у вас, у алкашей, – говорит, – повод.
– Ты деньги любишь сильно, вот и держишься. Деньги отнимутся, карман твой избегать начнут, сопьёшься сразу… Только кумыс и простоквашу, и то, – говорю, – по разрешению доктора. А так-то пепси, поди, выбрал?
– Нет, что ты, вредно для желудка… Отнимутся… А кто отнимет? А? С умом-то если…
– Я бы сейчас и пепси, будь оно неладно, выпил. Один-то раз – не повредило бы, пожалуй… Во рту уже всё пересохло.
– Водки?
– Про водку мне не поминай.
– Не хочешь?
– Нет.
– Это пока её в стакане не увидел… И тебе не советую – сплошная химия. На капот капни – прогорит, краска-то, точно уж, облупится. Лучше квасу, но тоже только домашнего, чем эти пепси, колы, фанты… Всё, что ты ешь, должно быть натуральным.
– Водка?
– Из-под коровки прямо, с грядки, и без пестицидов… И водка в том числе. Не из опилок.
– Опилки – что уж натуральнее?
– Здоровье – главное, куда ты без здоровья.
–
– Ну уж… В здоровом теле и здоровый дух.
– Конечно!.. Если не путаю, то Чикотило был физически здоровый, но был ли дух вообще в нём, я не знаю. Дьявольский?.. Может ли это пребывать в одной душе одновременно – Дух Святой и сатанинский?.. Да, кстати, а Амвросий Оптинский, Игнатий Брянчанинов… Здоровьем, кажется, не отличались.
– Да чё ты мне про Чикотилу. Он просто выродок… Маньяк. Городишь чё-то… чё попало… Амвросий Оптинский, Игнатий Брянчанинов… Все святцы мне ещё тут перечисли… Это здоровый-то, так духаришься.
Свернули с трассы на просёлок. Едем тихо – по колдобинам. Как подкрадываемся.
– Никак дорогу не отсыпят, – говорит Андрей. – Всё у них денег не хватает.
– А ты им дай, – говорю. – Благое дело.
– На всех не надаёшься… Давалка отвалится. После дождя творится тут такое… Всю ходовую разобьёшь, пока до места доберёшься. Ямы зальёт водой – и разбери, где глубоко, где нет – не видно; всем колесом в какую рюхнешься, и сердце ёкнет… Грунт ещё, слава Богу, твёрдый, то поелозил бы, как вошь по маслу… В левом переднем надо поменять подшипник… Ну, в ресторан не хочешь если… Хотя, Истомин, почему?.. Вкусно поели бы, попили бы и тёлок ещё сняли… там девки классные… как мотыльки слетаются… на кошельки-то… не дешёвки.
– На твой особенно.
– Мой редко там бывает.
– Я говорил тебе уже.
– А-а, вспомнил, ты ж у нас больной… да хорошо ещё, не спидом, а то сиди с тобой тут рядом, опасайся… Тогда я девок наших привезу, твою Цветкову и Наташку.
– Была когда-то… Не моя.
– А в ресторан-то можно было бы и с ними… Те не больные – не откажутся. И со своими кошельками… Была. Что значит была?!. Про первую любовь нельзя так говорить – она не умирает, – говорит Андрей. Смеётся. Его, Андрея, в школе называли Живчик. – День покатаюсь по делам… После уж, вечером. Очень тебя хотели повидать. Пообещал им. Забрать их должен, где договоримся… Нинка и с этим, с третьим, разошлась. Наташка тоже одинокая. Уже старухи настоящие. Исто-омин!.. Время-то… Раньше мне пухленькие нравились, теперь – худые.
– Дозреешь скоро до резиновой.
– Типун тебе на язык!.. Хотя хлопот с такой, конечно, меньше, только надул да после сдул… Есть, пить не просит. Подарков не требует. И не зудит.
– Ну вот.
– Киллера не наймёт… и не отравит, сводись-разводись – половину имущества не отсудит…
Долго ехали – так мне показалось. Не по просёлку лишь, а – от вокзала. Когда и долго ведь не долго, как прогуляешься, и не заметишь, а тут – мучительно и для души и утомительно для тела – ещё в моём-то состоянии.
Приехали.