– То ему холодно, а то тепло, – говорит Виктор. Виктору много надо выпить, чтобы запьянеть-то. – Пошло, пошло… однако вроде недостаточно.
– Хватит! – говорит Николай.
– А мы с Сергеем, – говорит Виктор. – Тебе никто не предлагает.
Свинтил Виктор с другой поллитровки «Для храбрости» крышку, налил себе и мне, глядит на Николая.
– Наливай! – говорит Николай.
– Тебе же хватит, – говорит Виктор.
– Наливай, кому сказано! – велит Николай.
– Страшно. Боюсь ещё, – говорит Виктор. – Придётся подчиниться. Храбрость во мне пока ещё не поднялась, не подоспела.
Выпили мы и по второй. Теперь чаёвничаем.
Благолепно. Птицы вовсю распелись что-то, расчирикались – перед ненастьем затяжным как будто, вроде не похоже, – воздух колется от шума – так звонко. Глухарь проследовал куда-то – прохлопал крыльями, – Иван и стрельнуть не успел в него – так неожиданно и быстро прогремел тот мимо.
– Старый, – говорит про глухаря Виктор.
– Наверное, – говорит Николай.
– Как фуфайка пролетела, – говорит Иван.
– Похоже, – говорит Виктор. – Чё не стрелял-то?
– Растерялся.
– Ну вот, так и медведя проморгаешь.
Шебуршат в траве непоседливые мыши – трудятся, бурундуки совсем близко, чуть ли не под ноги нам, к нашему табору подскакивают – разузнывают: кто да что и что тут делают?
– Храбрые, – говорит про них Николай.
– Что ты, – говорит Виктор. – Как мы теперь, такие же… Хорошую купил ты, парень, водку.
Дятел гулко стучит по сушине.
– Долбит, – говорит Виктор. И говорит: – А небо синее-то… как собака.
Солнце сквозит через сосняг – ласковое.
– Тебе, Иван, чё бабушка наказывала? – спрашивает Виктор у Ивана.
– Следить за вами, – отвечает тот.
– Следишь?
– Слежу.
– И молодец. Нельзя бабушку ослушаться. Но мы пока не балуемся вроде?
– Да вроде нет.
– Следи, следи, а то накуролесим… Мы-то с отцом твоим, может, и нет, мы смирные, ну а вот дядька твой на всё способен…
– Поговори мне тут!
– Какой ты невоспитанный.
Отобедали мы. Чаю только кружки по три выпили – так разохотились. Покурил Виктор, «сладко» затягиваясь, чуть ли не до чурки, повыдыхал вверх голубой и густой дым со свистом и протяжно. Посидели с ним, с курильщиком, мы «за компанию». Собираться после стали. Не поместились наши новые, пустые-то уже, бутылки с красочными этикетками «Для храбрости» на подоконнике, поставил их Николай прямо на землю под оконцем, отступил шага на два, полюбовался сделанным и говорит затем сбивчиво:
– Ну, теперь до следующего, Бог дозволит если, раза, – как одинокую лесину на ветру, его мотает. – Чтобы сюда ещё когда-нибудь вернуться…
– Штормит, что ли? – спрашивает Виктор.
– Да! – отвечает Николай. – Штормит маленько.
– Да чё-то, вижу, не маленько… Поаккуратней бы топтался, а то кого-нибудь задавишь.
– Не задавлю, не беспокойся.
– И не почувствуешь… в своих бахилах-то…
Собрались. Проверили, что не забыли ли. Ну, дескать, с Богом. С Богом, мол. И тронулись.
Перебрели, поскрипев донной галькой, журчащий и сверкающий ручей. Поднялись на взгорок. И мы идём живее, чем до перекура, и деревья мимо нас теперь проворнее мелькают, а то совсем едва уже передвигались. Только вот сучьев, кочек да колодин под ногами стало больше попадаться, что ли: нет-нет, да и завалится кто-то из нас троих, запнувшись. Иван – тот более устойчив – тот, только с чаю-то, не падает. «Нашёл что-то?» – спрашиваем упавшего. «Нашёл!» – отвечает упавший. И нам весело, и Ивану забавно. И день – ни облака нигде не видно.
Таха здесь совсем рядом, напрямик до неё от избушки метров двести, вряд ли больше, но на прямом пути тут старица глубокая имеется, в которую ручей этот и втекает, и мы её обходим редколесьем минут десять, а после до этого же места сплавляемся почти целый день, сегодня-то уже не доплывём, конечно, такие речка тут колена делает.
Выходим, радостные, гоготливые, как гуси, на высокий и обрывистый рыжий яр, в который уже раз по-приятельски приветствуем голубеющую небом и пылающую солнцем внизу Таху, нашу скромную любимицу, ищем, где к ней удобней было бы спуститься и где есть возле воды хоть небольшая каменистая или песчаная косица, на которой можно было бы расположиться временно, чтобы накачать лодки и приготовиться к отплытию. Находим место подходящее. Спускаемся, стараясь не сорваться в речку, – и потому что яр крутой, и потому что ноги… ну, понятно.
Душа ликует. У воды мы.
Николай и Иван начинают хлопотать над лодками и над манатками, распределяя по мешкам их. Виктор раскладывает телескопическую удочку и, закурив, принимается тут же рыбачить на хариусов – не терпится, похоже, и ему. Я оставляю всё лишнее, что не понадобится для ужения мне, возле лодки, на которой поплывёт Иван, засовываю незаметно для Николая и Виктора в опроставшийся вещмешок Ивана канистрочку со спиртом, беру с собой свои пустые кан и рюкзак, кладу в рюкзак удочку, разбираю спиннинг и приступаю с трепетом к блеснению.
И полетело время. Будто в пропасть.