Время невиноватых

А что тут удивительного, Саша? Чтобы постигнуть другого человека, надо прожить его жизнь. Если с двадцати четырех лет работать на следствии: осматривать жуткого вида трупы, с азартом идти по следу, проводить задержания, обыски, аресты, «колоть» подозреваемых на допросах, «вбивать клинья» между подельниками на очных ставках, просыпаться дежурной ночью в подвале УВД от того, что овчарка дышит тебе в лицо, решать судьбы людей, отдавая их под суд, и с удовлетворением воспринимать обвинительные приговоры как закономерную положительную оценку твоей работы, то формируется одно мировоззрение и одна система оценок. Если же читать правильные книги, обсуждать на кухне глобальные проблемы справедливости, то мировоззрение вырабатывается совсем другое. Не говорю, что оно плохое или неправильное — просто иное, с изрядной долей инфантилизма, что ли.

Ну, как можно всерьез рассуждать о борьбе со злом, если видел его только в кино? Как, не будучи правоведом, историком и дипломатом, говорить от их имени? Как вообще браться за проблему смертной казни, если понятия не имеешь, о чем идет речь? Если не видел ни убитого, ни его родственников, ни убийцу, ни исполнителя приговора и даже не держал в руках ни одного уголовного дела с красным ярлычком «СК» в углу!

Дилетантство не может быть убедительным. Студент, взявшийся с таким багажом за дипломную работу, не получил бы больше «тройки». Поэтому приходится пользоваться заемными аргументами и усиливать свою позицию мнением Диккенса и Толстого. Но они тоже не специалисты в расстрельных делах! К тому же их авторитет не спасает: ведь не все в мире так правильно и однозначно. Скажем, тот же Чикатило пять лет будоражил умы наших сограждан куда больше, чем Чехов, да еще и Пушкин с Лермонтовым вместе взятые. Это, конечно, неправильно. Но верно. Как говорит моя мама: «Это жизнь».

Можно, конечно, с детской самонадеянностью считать, что с помощью чужих аргументов ты расставил точки над i и закрыл тему. Но ведь теме тысячи лет, все доводы «за» и «против» уже высказаны профессиональными юристами, психологами, петенциаристами и хорошо известны. Поэтому спор совершенно бессмыслен, каждый должен только выбрать те доводы, которые его больше устраивают.

А между тем жизнь разительно отличается от книжек. Это знает каждый достаточно зрелый и реалистически настроенный читатель. Многие книжные рецепты в жизни попросту неприменимы. Есть даже поговорка: можно лечиться по справочнику, но тогда рискуешь умереть от опечатки.

Вот конкретный пример из давнего уголовного дела: похищен пятилетний мальчик, преступник требовал с родителей выкуп, но его удалось задержать. Связанный ребенок с мешком на голове несколько суток лежал на мокрой земле в камышах на болоте. Начиналась осень, не очень теплые дни, прохладные ночи. А что чувствовал несчастный, что творилось в его маленьком сердечке? Между тем, негодяй от всего отпирался и отказывался показать место, где спрятал пленника. Что надо было делать в этой ситуации? Читать мерзавцу Толстого и объяснять, что раскаяние куда важнее, чем те десять лет тюрьмы, которые за ним последуют? Или послушать всевозможных правозащитников, которые напомнят, что преступником может признать подозреваемого только суд и отпустить задержанного? Или делать нечто иное, что единственно и способно спасти беззащитную жертву?

Боюсь, что здесь либеральный интеллигент втянет голову в плечи, съежится и исчезнет, потому что для таких ситуаций он не создан и существовать в них объективно не способен.

К счастью, работники уголовного розыска и без него знают, как поступать. Преступник заговорил, мальчик был доставлен в больницу. Как сказалось пережитое на его дальнейшей судьбе, я не знаю, потому что уголовная хроника фиксирует только несколько кадров из быстро раскручивающейся жизненной ленты. И вот тут либеральный интеллигент материализуется вновь, посочувствует жертве и заклеймит позором оперативников за нарушение законности.

По форме он будет прав, но по сути эта правота ничего не стоит.

А можно еще больше обострить ситуацию. Группа разведки специального назначения, действуя в глубоком тылу противника, обнаружена случайным свидетелем. Старик, пасущий коз, или мальчик, собирающий грибы. В отличие от негодяя-похитителя они ни в чем не виноваты. Но если группа не уничтожит ядерную ракету, нацеленную на большой город, то погибнут миллионы людей, в том числе дети и старики, поэтому проблема свидетеля в данной ситуации решается единственным реально существующим способом. Жестоким и страшным, говорить о котором не принято и не хочется. Что здесь правильно, а что нет? И какими критериями руководствоваться, если великие идеи гуманности и справедливости в данной ситуации, увы, не работают? Или опять съежиться и исчезнуть, чтобы потом, когда все кончится, сказать правильные, но ничего не стоящие слова, ибо слова никогда не заменяли дел?