Время не ждёт

Парк Александрия раскинулся по морскому побережью вширь и вглубь. Это была великолепная панорама зеленого массива с густыми вековыми деревьями. Извилистые дорожки то спускаются, то поднимаются по пересеченной местности и на каждом повороте взору открывается новый пейзаж, один живописнее другого. В пейзажи эти, с видом на морские дали, искусно вписаны различные строения: Фермерский дворец, церковь Александра Невского. Котедж, царская дача и домики сельского типа.

Наумовы знали Александрию, как собственный дом. Вместе с Шурой и Толей они «прочесали» весь парк, лазали на деревья, бегали, боролись, кувыркались, ловили рыбу, купались в море, катались на лодке, словом вели себя как полновластные хозяева. Но только в одном деле не было им приволья — в охоте. Охота в радиусе 25 верст вокруг Петергофа запрещалась под страхом тюремного заключения. Царские егери и конвойцы особо охраняли Александрию. Зайцев и фазанов могли бить только особы царской фамилии и немногие придворные.

...Шумит, волнуется море, нарушая покой ночного леса. Лес отвечает шорохом миллионов листьев. Из-под деревьев слышится хриплое, короткое, как бы недоконченное кукарекание. Таким же голосом поет на вершине дерева птица, хлопая крыльями.

— До чего же точно подражает тебе, Коля, — усмехается Шура.

— Тише, тс-с, — цыкает Володя, — егери услышат.

Тишина. Юноши ползут на голос фазана, вдыхая прохладный воздух. Коля повторяет фазаний пароль, как бы спрашивая: «Ну где же ты»? «Я здесь, а что тебе надо?», — кричит с ветки петух, как бичом, хлопая крыльями. Охотники подкрадываются поближе, смотрят вверх. Видны кроны деревьев, зубчатые силуэты сосновых лап. Четыре пары острых глаз замечают на фоне неба фазана, поворачивающего на вытянутой шее голову. Рядом на ветках шевелятся смутные клубочки... Курицы. Коля снова поет фазанью серенаду. Петух отвечает голосом и хлопаньем крыльев. Вдруг тишину нарушает выстрел: «хлоп-хлоп, трах-тах-тах!..» Фазан кувыркается, рассыпая перья и падая вниз. Курицы срываются с веток, свистя крыльями. На все лады спросонья перекликаются обитатели потревоженного леса. Неожиданно тьму прорезает желтый луч ручного фонаря. Егери и конвойцы вместе с собакой ищут нарушителей ночной тишины. Ребята хватают убитого фазана и спешат к берегу моря. Стража — за ними. Поздно! Буер уже отчалил от берега. Он подымает свой белый парус, длинный и острый, как крыло чайки. Конвойцы не стреляют, зная, что беглецы — дети петергофских чиновников. Лихо наклонив парус, буер взмывает на гребне волны и проваливается вниз. Егери грозятся озорникам кулаками.

А юноши летят вперед. Море становится злее, бросая посудинку то вверх, то в стороны. Вскоре егери видят а мглистой дали лишь один парус. И кажется, что это. большая чайка отважно бьется с волнами. Юношам страшно и радостно. Володя обращается к морю и, подняв руку, читает во весь голос:

Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит;

— В самом деле скрипит, — говорит Шура, крепко держась за мачту.

... А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

— Володя, а Володя, почитай стихотворение, которое ты недавно написал, — просит Толя.

Но Володя молчит, мечтательно устремив взгляд в плотный сумрак морской пучины.

„Премудрый пескарь"

У Наумовых было хорошо. Однако как ни хорошо в гостях, а дома лучше, — гласит пословица. Дома, то есть в Ахиярви, Шура снова по-серьезному увлекся естествознанием. Прежде всего он пошел осмотреть лабиринт и конечно, не нашел его. Снесли вешние воды. Восстанавливать лабиринт юноша не стал и занялся изучением повадок рыб. Михаил Александрович был доволен своей педагогической победой. Ему казалось, что он сумел-таки повернуть сына от техники к естествознанию. Подымая свою пухлую руку, магистр ветеринарных наук торжественно изрекал:

— Техника — это примитив, а в природе все совершенно. Простейшие живые существа гениальнее по устройству, чем твой паровоз или телеграф. Наблюдай побольше, и ты убедишься в этом!

И Шура наблюдал.

Прозрачный ручей Пескарка, берущий свое начало из озера Ахиярви, манил к себе юного натуралиста своим ласковым умиротворяющим журчанием. По ручью рыбы совершают путешествие из Ганниной речки в озеро и обратно. Шура ложится ничком на зеленый бережок и жадно, без устали наблюдает за маленьким подводным мирком. Приминая траву то тут, то там, он много дней изучает жизнь и повадки рыб.

Подумать только, каким изяществом форм и гибкостью обладают тела рыб! В ясный день эти юркие существа точно заряжаются солнечной энергией и показывают сказочную прыть. Их будто выстреливают из пистолета. Рыбки летят пулей, и в глазах Шуры стираются очертания их тел. Ударит здесь хвостиком, метнет хрустальные бусинки пузырьков, а в следующее мгновение — новые бусинки уже в пяти-шести шагах.