Время, назад

— Соберу свою команду, и поедем, — живо откликнулся Себастьян. — Ну, скажем, через полчаса. Столько-то она продержится? — Он включил ночник и стал шарить по тумбочке в поисках ручки, параллельно пытаясь вспомнить, слышал ли он когда-нибудь про это Форест-Ноллс. — Имя?

— Она представилась как миссис Тилли М. Бентон.

— О’кей, — сказал Себастьян и дал отбой.

Лежавшая рядом Лотта зашевелилась и сонно спросила:

— Работа?

— Да.

Он уже набирал номер Боба Линди, техника на все руки.

— Погреть тебе согум? — спросила Лотта.

Она уже встала и, не совсем еще проснувшись, плелась в направлении кухни.

— Конечно, — кивнул Себастьян, — спасибо. — На экране появилось мрачное, костлявое и морщинистое лицо их единственного техника. — Подлетай на кладбище Форест-Ноллс, я тоже там буду, — сказал, не здороваясь, Себастьян. — И поскорее. Тебе нужно будет забежать в контору за железяками или…

— Все оборудование при мне, — раздраженно буркнул Линди. — В машине. Конец связи.

Он кивнул и разъединился.

— Согум разогревается, — сказала вернувшаяся из кухни Лотта. — Можно, я тоже поеду?

Она взяла с подзеркальника щетку и принялась ловко расчесывать свои густые темно-каштановые, в тон глазам, волосы, свисавшие почти до пояса. — Мне очень нравится смотреть, как их выкапывают, это же такое чудо. Наверное, самое удивительное зрелище, какое я когда-либо видела; это же прямое исполнение слов апостола Павла из Библии насчет «Могила! Где твоя победа?»[1].

Она подождала реакцию мужа, а затем, покончив с волосами, принялась разыскивать в комоде свой любимый бело-синий свитер.

— Посмотрим, — сказал Себастьян. — Если не получится собрать всю команду, мы вообще не будем туда мешаться, пусть занимается полиция. А может, подождем до утра и будем надеяться, что попадем туда первыми.

— Квартира Сайна, — сонно сказал знакомый женский голос. — О, мистер Гермес. Опять, наверное, работа? А до утра она не может подождать?

— Будем ждать — скорее всего, потеряем, — объяснил Себастьян. — Жалко, конечно, вытаскивать его из постели, но дело не терпит.

Он задиктовал немолодой уже миссис Сайн название кладбища и имя старорожденной.

— Вот твой согум, — сказала Лотта, вторично возвращаясь с кухни, на этот раз — с керамическим контейнером и разноцветным питательным шлангом.

На ней прямо на пижаму был надет мохнатый лыжный свитер.

Оставалось позвонить их пастору, отцу Джереми Файну. Сидя на краешке кровати, Себастьян одной рукой набирал номер, а другой придерживал согум.

— Ладно, поехали, — сказал он в конце концов Лотте. — Присутствие женщины может помочь старушке — ведь, скорее всего, это старушка — обвыкнуться побыстрее.

Экран загорелся; пожилой, мелкокостый Файн смущенно моргал, словно застигнутый за каким-нибудь безобразием.

— Да, Себастьян, — сказал он без малейшей сонности в голосе; из пяти Себастьяновых сотрудников один лишь Файн был, похоже, постоянно готов к вызову. — Старорожденный? А какого вероисповедания?

— Коп вроде бы еще не знает, — пожал плечами Себастьян.

Для него самого это не имело значения, ведь пастор был готов откликнуться на нужды любой религии, в том числе иудаизма и юдизма, хотя сами юдиты были, пожалуй, несколько иного мнения. Как бы то ни было, они получали пастора Файна, нравилось им это или нет.

— Решено? — спросила Лотта. — Летим?

— Да, — кивнул Себастьян. — У нас уже собрались все, кто нужен.

Боб Линди, чтобы пробурить воздуховод и управлять землеройными инструментами. Доктор Сайн, чтобы обеспечить экстренное и жизненно необходимое медицинское внимание. Отец Файн, чтобы исполнить Таинство Чудесного Возрождения… а затем уже завтра, уже в рабочее время Черил Вейл, чтобы провести всю бумажную работу, и торговый агент Р. К. Бакли, чтобы оформить заказ и заняться поисками покупателя.

Влезая в балахонистый костюм, очень подходящий для таких вот холодных ночей, он размышлял, что не очень-то любит эту, торговую сторону дела, а вот Р. К., похоже, прямо для этого и рожден. Ведь у него есть даже специальная теория размещения товара, под каковым имелось в виду умение сбагрить кому-нибудь старорожденную личность. Бакли хвалился в рекламе, что он размещает старорожденных только в «особо благоприятных условиях в надежно проверенной обстановке», но в действительности он продавал кому угодно, если цена была достаточной, чтобы гарантировать ему пять процентов комиссионных.

Пока он доставал из шкафа пальто, Лотта говорила:

— Ты читал когда-нибудь Первое послание коринфянам в НАБ[2]? Я знаю, этот перевод немного подустарел, но мне он всегда нравился.

— Ты бы лучше поторопилась с одеванием, — сказал Себастьян, возвращая ее на землю.

— Хорошо, — послушно кивнула Лотта, направляясь к шкафу, чтобы достать свои рабочие брюки и нежно обожаемые высокие сапоги из мягчайшей кожи. — Я сейчас как раз учу его наизусть, ведь я же, в конце концов, твоя жена, и оно прямо относится к работе, которой мы — в смысле, ты — занимаемся. Говорю… это в смысле, так оно начинается, я уже цитирую. «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся — в друг, во мгновение ока, при последней трубе»[3].