Время нашего страха

– Нет, – ответил Дронго. – Это как раз тема нашего разговора. Время наших страхов. Время нашего страха. Кто-то сумел рассчитать и использовать мальчишескую дружбу в своих корыстных интересах. Я не верю в маньяка, который действует с такой методичностью. Должен быть конкретный мотив, конкретные причины для подобных преступлений. Самый богатый человек в этой компании – Геннадий Ледков. И его друг Евгений Петунин. Тогда я задаю себе вопрос, который волнует и вашего босса. Почему убийца начал не с них? Почему выбрал в качестве первой жертвы – несчастного сторожа, который был неудачником по жизни. Я подозреваю, что всё-таки должен быть человек в окружении Ледкова, который связан с убийцей. Иначе все это нелогично, а поверить, что убийца случайно пришел именно в тот момент, когда первую охрану уже сняли, а вторая ещё не приступила к своему дежурству, я просто не имею права. Иначе я был бы дилетантом, а не профессионалом.

– Я не верю, что такой человек есть в нашей компании, – твердо сказал Левин. – Мы всегда старались опираться на некие моральные нормы, не позволявшие нам опускаться ниже определенного уровня. У нас таких людей просто не может быть.

– Возможно, – согласился Дронго. – Но, кроме сотрудников вашей компании и Ледкова с его товарищами, о смене охраны знали ещё несколько человек. Возможно, знала секретарь Геннадия Даниловича.

– Её можете сразу исключить, – улыбнулся Левин. – Эта длинноногая девочка хочет стать актрисой. Кроме собственной внешности её не интересует больше ничего в этом мире. Удивляюсь, как вообще Геннадий Данилович её терпит. Но его секретарь в декретном отпуске, и сейчас её заменяет эта особа.

– Ещё супруга Ледкова…

– Любовь Кирилловна? – удивился Левин. Потом нахмурился. – Она, конечно, женщина своебразная, но связываться с таким отребьем? Зачем? Муж создал ей такую обеспеченную жизнь. Её больше волнуют дети в Англии и регулярные переводы туда денег, чем все остальные проблемы, даже возможные пассии ее мужа.

– И насчет пассий, – заметил Дронго, – одна из них могла тоже узнать о смене охраны…

– Алла, – сразу назвал её имя Левин, – только она. Я уже говорил Геннадию Даниловичу, что он слишком много времени проводит с ней. И напрасно так ей доверяет. Я уже не говорю о невероятных затратах на эту особу. Извините, что высказываюсь по этому вопросу так откровенно.

– Я поэтому и хотел с вами переговорить. Кто ещё мог узнать о переводе денег и смене охранников?

– Может ещё Игорь. Но он не знал о переводе. Нет, он точно не знал. И у меня ничего не спрашивал. Он уехал гораздо раньше. Да, точно. В нашей компании о переводе денег знали только мы трое.

– Ясно. Спасибо вам за беседу. И извините, что отнял у вас слишком много времени.

– Ничего. – Левин снова вытер лицо, протер очки и поднялся. – Неприятная у вас работа, – сказал он на прощание, – очень неприятная. Копаться в этих низменных страстях, искать самого подлого. Не завидую я вам, господин хороший, совсем не завидую. Я всегда считал, что самая грязная работа у проктологов, сейчас понимаю, что это не так. Вам приходится копаться в такой грязи человеческих отношений, чтобы найти виновного. Не боитесь за свою душу?

– Пока ещё держусь, – честно ответил Дронго.

– Вы, наверно, оптимист, – вывел свою формулу Эмиль Борисович. – Только убежденный оптимист может верить в людей и заниматься их душами. Или циник?

– Пополам, – он понимал, что его собеседник прав.

– Тяжело, – повторил Левин, – очень тяжело. До свидания.

Он осторожно вышел из комнаты, мягко закрыв за собой дверь, словно опасаясь потревожить кого-то третьего. И Дронго долго сидел в одиночестве, пока его не позвала секретарь Ледкова.

Глава двенадцатая

Под вечер позвонил Эдгар Вейдеманис. Они с Кружковым выехали в Харьков, чтобы на месте узнать о Хомичевском. В Министерстве внутренних дел Украины никакой информации на Хомичевского не было. Там всего лишь подтвердили, что он сидел в колонии с девяносто пятого года. Что было с ним после девяносто девятого, когда его досрочно отпустили, никто не знал. И никаких сообщений о бывшем рецидивисте уже не было. Или их не хотели давать приехавшим гостям.

На часах было около восьми, когда они с Ледковым поехали к дому Сипакова. Дронго ехал туда не без некоторого внутреннего напряжения. Он не знал, что сможет сказать вдове убитого. И как вообще будет себя вести. Но, преодолевая внутреннее сопротивление, он посчитал невозможным не поехать к ней.

Они поднялись по лестнице в сопровождении сразу троих охранников. Вошли в квартиру. Там уже находились несколько заплаканных женщин, мужчины курили в коридоре. Все были в подавленном настроении. Тамара вышла к ним в темном платье. У неё были красные, опухшие от слез глаза и уставшее лицо. Она пригласила гостей в спальню, куда не пускали посторонних. «Дронго» пожал ей руку и сказал какие-то традиционные слова соболезнования. Она кивнула ему, ничего не ответив.

Он понимал, почему она не принимает никого в кабинете. Ей было страшно входить в комнату, где она нашла убитым своего мужа.