Я поднялась, занялась утренней рутиной, усердно игнорируя боль в груди и зуд в пальцах, которым так и хотелось открыть аську и проверить, не написал ли мне Артём причину своего отсутствия.
Тётя ушла на работу – она была врачом в реанимации, поэтому часто пропадала на дежурствах в больнице, жила одиноко, с мужем не сложилось, своих детей не было. Может, и поэтому в том числе, она была не против, чтобы я жила у неё. Наверно, ей бывало одиноко.
Я села за завтрак. Сегодня у меня свободный день, который я надеялась провести с Артёмом. Завтра мне предстояло подавать документы в университеты. Принимаясь за йогурт, я открыла аську. Сообщений от Артёма не было. И он не читал мои. Переступив через гордость и позволив своей волнующейся части взять верх, я написала ему первая.
Я ходила гулять, бродила по центру Москвы, почти ничего не видя. Я вышла на «Маяковской» и прошла по всей Тверской до Кремля. Побродила с толпами туристов по солнечной и нарядной летней Москве. Но отчего-то город, который я неплохо знала и любила, не приносил мне радости.
Пытаясь немного себя развлечь, я посидела на открытой веранде «Шоколадницы», попыталась сделать несколько набросков – это всегда меня отвлекало от неприятностей. Карандаш в моей руке привычно летал, заполняя страницы альбома. Это и правда принесло мне некоторое облегчение, пока я снова не залезла проверять аську. Мне написала Лерка и ещё пара подружек-одноклассниц. Некоторые тоже подались в Москву и предлагали вместе затусить. Но у меня не было на них никаких сил.
От Артёма снова ничего.
Делать было нечего, и я ещё раз перепроверила документы для поступления, составила маршрут объезда университетов, а потом завалилась на диван, включив телек.
Ближе к восьми позвонила тётя Таня.
– Мне придётся остаться сегодня в больнице, – сообщила мне она.
– Хорошо.
На том конце провода послышался тяжёлый вздох, и именно это подтолкнуло меня задать вопрос:
– Что-то случилось?
– Мой пациент. Мальчик-подросток. Он в коме уже много месяцев. В последние недели наблюдался явный прогресс, но потом вдруг его состояние снова ухудшилось.
– М-м-м, понятно, – невнятно пробормотала я. Если честно, я не очень-то хотела слушать про чужие несчастья. У тёти была тяжёлая работа, но все эти люди были мне никем.
– Ладно, тебя это не касается. – Вот именно. – Так что остаёшься за старшую. Полей цветы, убери за собой перед сном и веди себя хорошо. До завтра.
Тётя отключилась, едва я успела сказать ей «Пока».
***
Артём снова мне снился. Теперь это стало, скорее, обычным, чем непривычным.
– Почему ты не пришёл? – спрашивала я во сне. – Я не нужна тебе?
– Очень нужна, – шептал он, обнимая меня. – Но меня не пускают.
– Кто не пускает? Кто?
Он не отвечал и исчезал.
Его аська так и оставалась с моими непрочитанными сообщениями, в сеть он не выходил, и я то материла его, то волновалась, что с ним что-то случилось, и ругала себя, что не узнала никаких других его контактов.
Концерт, на который мы должны были пойти вместе, состоялся без нас. Я так и не попала туда. Целыми днями я разъезжала по университетам с одного экзамена на другой. Но где бы я ни была, что бы я ни делала, я думала об Артёме. Мне казалось, что без него, без его поддержки всё это не имеет никакого смысла. Да, я любила рисовать. Но я хотела не просто рисовать, а быть с ним. Шли дни и недели…
***
Как-то, после особенно реалистичного сна с Артёмом я проснулась вся в слезах. Сидела на кровати и ревела, не могла успокоиться. Он исчез из моей жизни. А что если он, как тот тётин пациент, тоже лежит в коме? Или просто его больше нет? Эта мысль была настолько страшной, что я больше не могла оставаться в комнате и выползла на кухню. Часы на микроволновке показывали четыре утра, над Москвой брезжил бледный рассвет.
Я налила себе стакан воды, который чуть не выронила, когда услышала шорох у себя за спиной. Но это была тётя Таня, которая только что вернулась из больницы. Вид у неё был ужасный.
– Ты почему не спишь? – спросила она меня, но как-то безучастно.
– Кошмар приснился, – соврала я, разглядывая её.
Тётя устало опустилась на стул.
– Завари-ка мне чаю, милая, раз всё равно на ногах.
Когда мы сели рядом с двумя дымящимися чашками, она заговорила:
– У меня пациент умирает. Мне так жалко его. Так жаль его родителей. Они боролись, но проигрывают эту битву. Хорошие люди. Я знаю их уже много лет. И Тёмка тоже… такой хороший мальчик… А Тая лекарство забыла… как мне ей его теперь?..
– Т-тёмка? – перебила я, с трудом ворочая языком, он как будто распух и прилип к нёбу. Мало ли Тёмок живёт в Москве? Но почему так сжалось сердце?
– Да. Сейчас, – тётя достала из сумки телефон и нашла в галерее фото. – Вот он.
Я взяла в руки телефон, не в силах сдержать дрожь во всём теле. От плохого предчувствия во мне будто выросла бетонная плита, которая душила меня изнутри.