Нехорошие предчувствия закопошились в голове офицера. Смутное ощущение нависшей беды усилилось, и, наконец, догадка молнией поразила мозг Пьерона. Память капитана напряглась и извлекла из своих глубин историю, запомнившуюся ему еще со времен учебы в альмирской военной академии. Примерно триста лет назад, во время четвертой по счету геркано-шеварийской войны, герканцы применили хитрую уловку, позволившую им одержать блистательную победу и захватить почти без потерь считавшуюся неприступной крепость шеварийцев.
– Фьюсо, Фьюсо, ядрами заряжай, огонь по плотам! – не став дожидаться замешкавшегося где-то вестового, прокричал капитан, перегнувшись через перила смотровой башни. – Ядрами, ядрами, огонь по плотам!
Хоть вышка находилась недалеко от позиций орудий, и командующий артиллерийскими расчетами лейтенант его и услышал, и увидел, но слов приказа разобрать не смог. Именно в этот момент орудия сотрясли воздух оглушительным залпом, и картечь понеслась в задымленную даль, туда, где, возможно, и находились дрейфующие плоты с кострами, но врага уж точно не было.
Примерно триста лет назад, на ныне обмелевшей реке Орфалло герканцы добрались до хорошо укрепленных позиций противника под лодками, перевернутыми вверх днищами. Теперь же об этом вошедшем в историю трюке знали практически все, и если бы филанийские канониры увидели плывущие по озеру лодки, то непременно открыли бы по ним огонь. Поэтому командующий колониальными герканскими войсками проявил изобретательность и доказал, что достоин своих смекалистых предков. Соломенные манекены были привязаны к плотам не только для того, чтобы защитники форта приняли их издалека, да еще в дыму, за живых солдат. На самом деле ряды плотно прижатых друг к дружке истуканов в мундирах маскировали дыры размером полтора на полтора метра, пропиленные в центре каждого из плотов. Именно там, по самую шею в холодной воде, и переправлялся передовой ударный отряд герканской армии. Пловцы специально гребли осторожно, не в полную силу, чтобы создать впечатление, что плоты просто прибило к берегу и, конечно же, совершенно случайно возле расположения филанийских орудий.
Когда до берега оставалось не более восьми-десяти метров, голые по пояс, лишь с мечами да ножами в руках герканцы покинули укрытие и открыто поплыли к берегу. Среди артиллеристов, застигнутых врасплох как раз за перезарядкой орудий, началась паника: кто бежал с позиций, испугавшись оказавшегося буквально под носом врага, кто принялся поспешно искать оставленные где-то поблизости мушкеты. К счастью, капитан Пьерон был научен горьким опытом предыдущих баталий – никогда не оставлять орудийные расчеты без прикрытия. Примерно с полсотни расположенных вдоль берега филанийских пехотинцев начали стрелять по плывущему неприятелю. Двадцать, а может, и тридцать пловцов так и не добрались до берега, их мертвые тела потом еще долго плавали по поверхности пограничного озера, но зато остальные полсотни, разозленные гибелью товарищей и ощущавшие насущную потребность согреться, быстро вскарабкались на земляной вал и вступили в бой. Зазвенели мечи, со всех сторон слышались крики и треск ломающихся прикладов. Вовремя бежавшие и поэтому пережившие эту безумную атаку филанийцы потом утверждали, что по пояс обнаженные диверсанты дрались с нечеловеческой силой и бесовским блеском в глазах.
Капитан Пьерон бросил на прорвавшегося врага фактически все силы: и солдат, и не успевших отправиться в лес охотников. В общей сложности на стенах форта осталось не более семидесяти человек, все остальные солдаты приняли участие в схватке. Командир торопился как можно быстрее если уж не перебить, то хотя бы оттеснить противника от орудий. По его предположению, герканский полководец непременно воспользовался бы моментом и вот-вот должен был отдать приказ о переправе основных сил.
Большой численный перевес быстро дал о себе знать, все еще сопротивляющиеся пловцы были окружены и безжалостно истреблялись. Однако вслед за вздохом облегчения, вырвавшимся из груди командира заставы, тут же последовал крик отчаяния, который, правда, никто, даже сам капитан Пьерон, не услышал.
Мир взорвался, взорвался в прямом смысле этого слова. Чудовищный столб огня вырвался из недр земли и поднял в воздух все, что находилось в радиусе двадцати шагов от него: обломки древесины, комья земли, искореженные жерла орудий и лафеты, а также множество обезображенных, хаотично дрыгавших изуродованными конечностями человеческих тел. Все произошло так быстро, так неожиданно, что выжившие целую минуту пребывали в оцепенении и смотрели, как падают с неба доски, металл и куски окровавленной плоти.