Ох, нелегка же она, военная доля! Штелер был вынужден подчиниться, хоть унизительный приказ ему отдал всего лишь майор. Выйдя из палатки, комендант тут же отправился к шатрам вновь сформированной четвертой батареи, возле которых и приютилось вверенное ему подразделение, гордо именуемое первым егерским отрядом.
Глазам полковника предстало жалкое зрелище, жестокая пародия на солдат доблестной герканской армии. Возле пяти костров, плотно прижавшись плечами друг к дружке, сидело почти шесть дюжин солдат, более походивших на мародерствующих дезертиров. Нечесаные, небритые, в грязных мундирах и проржавевших, вытащенных из запасников кольчугах старого образца, вместо блестящих кирас, кутающиеся в темно-зеленые плащи с налипшими и еще не отсохшими кусками грязи.
Однако и в этой банде жалких бродяг еще сохранилась армейская дисциплина. При появлении коменданта солдаты повскакали с мест и, оправляясь на ходу, за пару секунд образовали ровную линию строя.
– Господин комендант, первый… – бойко начал рапортовать не более опрятный, чем его солдаты, командир, но, повинуясь знаку полковника, замолчал.
– Отойдем, лейтенант, – приказал Штелер и первым зашел за крытую повозку с припасами.
Молодой офицер последовал за Штелером и замер в недоумении, о чем же полковник хотел с ним переговорить с глазу на глаз.
– Почему солдаты в таком виде? – шепотом задал Штелер вопрос. – У нас что, интенданты мыла не выдают?
– Виноват, господин полковник, четыре дня из лесов не вылазили, тренировались, а только в гарнизон возвращаться собрались, тут тревога… Вы не беспокойтесь, я щас же…
– Отставить, – опять прошептал полковник. – Побереги силы, они нам еще понадобятся. Вашим отрядом я лично командовать буду, – голос полковника сорвался на хрип. В горле сильно першило, а по телу гулял озноб. – Но ты не радуйся, со мной пойдешь, поскольку и людей своих знаешь, да и в лесу хоть как-то ориентируешься…
«О чем только думал этот неуч-майор? – размышлял полковник, глядя в честные глаза двадцатилетнего лейтенанта. – Всего за неделю подготовить егерей – нереально, на выполнение такой задачи не меньше трех месяцев требуется. Ох, постреляют нас филанийские охотнички, как куропаток, только не влет, а вбег положат!..»
– Слушаюсь, господин полковник! Рад выпавшей чести сражаться с вами плечом к плечу! – зарделся юноша в эполетах. – Какова наша задача?!
– Не тараторь, все в свое время объясню, – голова полковника вдруг сильно закружилась, а ноги стали подкашиваться, но он нашел в себе силы скрыть слабость от подчиненного. – Твои бродяжки на лошадках ездить обучены?
– Ну да, – кивнул лейтенант, весьма удивленный подобным вопросом. – Они почти все из деревень будут…
– Вот и отлично. Возьми лошадей у артиллеристов да фуражиров, а если не хватит, забери и офицерских кобыл. Кто будет возмущаться, скажи, мой приказ, а если и после этого особо ретивые найдутся, бей в зубы. По исполнении доложись, все, ступай!
Приказ был исполнен гораздо быстрее, чем полковник рассчитывал, так что согреться у костра не удалось. У больного щеки пылали жаром, а озноб гулял по спине. Ему так хотелось улечься в теплую постель, накрыться теплым одеялом и не думать совершенно ни о чем, но вместо сна ему приходилось бодрствовать, вместо лечения еще больше напрягать больное тело.
Не посчитав нужным разъяснить солдатам, куда они направляются и зачем, Штелер скомандовал «за мной!» и, вскочив на коня, поскакал в сторону леса. Отряд отправился следом и, к удивлению коменданта, время от времени оглядывавшегося в седле, крестьянские парни, менее года назад сменившие холщовые рубахи на мундиры, оказались довольно сносными наездниками. Несмотря на высокую скорость передвижения и то, что больше половины солдат ехали без седел, отряд конных егерей растянулся не более чем на сто шагов. Полчаса скачки пролетели незаметно. Озноб прошел, уже не мучил разгоряченное тело, а резь в горле прекратилась. Остановив коня на опушке леса, полковник даже смог отдать команду обычным голосом, а не прохрипеть.
– Спешиться, построиться! – прозвучал приказ, когда большая часть всадников достигла опушки.
Полковник оглядел чумазое воинство, вставшее перед ним навытяжку, и пожалел, что много лет назад избрал карьеру военного. «Ответственность огромная, риск еще больше, жалованье – жалкие гроши, а подчиненные – ничтожные тугодумы, предел мечтаний которых – выпить, поблудить да пожрать, – ужасался полковник, пока разглядывал небритые лица взопревших солдат. Надо было все-таки по казначейской линии пойти. Сиди себе, бумагу марай, клерков очкастых гоняй, да барыш подсчитывай, что мимо казны королевской прям в твой карман стекается…»
Покорив себя за глупость и безрассудства, совершенные в юности, прежде всего, за решение стать офицером, полковник перешел от раздумий на отвлеченные темы к исполнению насущных задач.