Время легенд

– И в который раз? Опять в водке захлебнулся? Ему же море по колено, когда пьёт, – отозвался Костыль и приподнялся на локтях, чтобы видеть Мишанины глаза. Поглядывая на гостя, лицо его опять напряглось, в попытке угадать в словах дружка скрытый подвох. – Вот же видел его в Столбовой. И недели не прошло.

– Трезвый был или как всегда? – посмеиваясь спросил Мишаня.

– Каво там… Лыка не вязал, драться лез. Говорит с тобой, а у самого глаза куда-то в сторону съезжают. Пальцами крутит. Потом его Зихун погрузил в уазик, в Амурзет повез. То ли на свадьбу кому-то, то ли на поминки.

Юрка по-прежнему не верил Мишкиной новости и продолжал доказывать себе, что Толька живее всех живых. – А я не знаю, как без Толи? И так в Столбовой скукотища. А без него вообще помереть. – Глаза его опять застыли на одной точке, как будто в голове с их помощью выстраивалась цепь воспоминаний, связанных с Тыквой. То, как была преподнесена новость, не сразу, а так, между делом, конечно же, насторожило Юрку. – Помер, говоришь, дядя Толя… Не представляю, каким пойлом надо напоить этого буйвола. Он и денатурат пил, и одеколон. И ни хера. – Юрка сел, свесив ноги до пола, краем глаза всё же уловив озорное Мишанино настроение.

– Давай, выкладывай. А-то щас засну после такого харча.

– После твоего харча только подохнуть, – отозвался Мишаня не сдерживая смеха. – У Геши Бондаренко пацана знаешь, – начал он издалека, тоже сползая с топчана. – Курить, паря, охота. Может, где завалялось от лесников.

– Не ищи, не найдёшь. Такого говна не держу. Самогон – другое дело, – отозвался Юрка.

– А чшо?! Есть? – изумился Мишаня, не веря своим ушам. Чтобы у Костыля хватило воли припрятать и недопить! Этого на Мишкиной памяти не было никогда. Тот спокойно встал, влез в домашние полуваленки и потянулся. – Ну, грамм по ннадцать накапать можно, – загоготал Костыль. – Раз такое дело, надо дядю Тыкву помянуть, коли не шутишь.

Было видно по его настроению, что он не поверил в Мишкину байку и даже не растерян, но готов с удовольствием поперемывать Толины косточки. Понимал это и Мишаня, поскольку всё, что затрагивало личность Толи Козырева, уже несло с собой что-то новое и волнующее. Эта новость была не исключением.

Неизвестно откуда появилась банка с двумя солёными огурцами. Мишаня представил, как они хрустят на зубах, и рот его в одну секунду доверху наполнился слюной. Он с трудом сглотнул, и в одних портках выскочил на холод. Когда вернулся, Юрка уже сидел напротив окна, настраивая скудное, но вполне пригодное для такого случая освещение. – Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! – смеялся над Мишаней Костыль. – И сало вдруг вспомнил, где лежит, – дразнил он раздухорившегося гостя. – Наверное, для смазки руля про запас держал. А говорят, что самогонка на память плохо влияет. Скорее просветляет.

Вместо сала на столе появилась банка китайской тушёнки, не самого хорошего качества, но для такого момента и она была подарком богов.

– НЗ говоришь? А чаво не сало? – продолжал смеяться Костыль. – Маринка резать не разрешат?

– Размечтался! Борю ещё летом закололи. Корма-то нема. А траву косить некому, – словно извиняясь за отсутствие вожделенного лакомства, отозвался Мишаня.

– Не причина, – стоял на своём Костыль.

– Да кто бы спорил. Катрин же в училище поступила, ну и пошёл наш Боря на оплату учёбы. – От мысли, что сала ему зимой не видать, как своих ушей, он тяжело вздохнул, при этом выражение его лица всегда делалось особенно выразительным, что особенно подчёркивали высоко поднимавшиеся брови, как у грустного клоуна в цирке.

Юрка покрошил на шипящую сковородку мелко нарезанной картошки со своего огорода. Сверху посыпал сухого дикого лука. Слава богу, этого добра было навалом.

– Повезло же тебе с названием ручья, – посмеялся Мишаня, словно читая мысли хозяина.

– И не говори, Мишка. Назвали бы Еловой, пришлось бы на шишках тушёнку жарить.

Вскоре убогая каморка наполнилась приятным дымком от подсолнечного масла и жареного лука.

– Помер, говоришь… Последний казак в районе. Такого, чтобы похоронить, никакой водки не хватит. У него же родни по всему краю. И мне же родственник. Ты как хочешь, а я не верю.

За недолгим ожиданием Юрка достал початую бутылку и налил по чуть-чуть, растягивая тем самым самое настоящее удовольствие. Не стесняясь, чокнулись, что уже проливало свет на очередную историю про местного пьяницу и драчуна.

– Да… вонючча, зараза! – одобрительно высказался Мишаня, с трудом переваривая характерный для такого напитка привкус. – Небось, Савченки отрава?

– А то чья? Больше некому. Рецепт яда, как говориться, в надёжных руках. Сколь людей отравила, а всё равно уважают. Это же без выходных, круглые сутки гнать и продавать, и столько лет. А ей даже пенсию не увеличили.

– Безобразие, – съязвил Мишаня, не сдерживая отвращения к известному и популярному в народе ремеслу. – Зато к дому асфальт проложат скоро.

Хрустели огурцами, потом допили и рассол, а вместе с ним остаток вонючего пойла. Так же незаметно опустошили и сковородку, вылизав остатки жира корочками чёрствого хлеба.