Время льда и огня

Немногочисленной процессией мы покинули бежевый кабинет генерала Крамера и проследовали коридором, который я теперь без спешки мог рассмотреть подробнее. Коридор не шел ни в какое сравнение с тесными, поистине крысиными лазами в околотюремных задворках — там еще было полно всякого утилитарного оборудования — моторы, компрессоры, трубные разводки, без привычки того и гляди можно было получить хорошую шишку, ну да оно и понятно, возле тюрем шика не бывает… А здесь мы прямо-таки скользили по гладкому полу из светлого полированного металла, в широком и высоком, словно ангар, пассаже со стенами, смыкавшимися вверху в цилиндрический свод. Там и сям стены прорезались окнами, порой даже с балконами, ритмически повторявшиеся ниши были затянуты плющом, кое-где из раскрытых подсвеченных окон бренчала музыка, но обитателей роскошной улицы не было видно — то ли в самом деле стояла ночь, то ли весь этот пассаж был занят под казармы высокопоставленных контрразведчиков под командованием Крамера и они сейчас отрабатывали очередное похищение в районе Терминатора. Или же в снежных просторах ночников.

Впрочем, двух-трех южан, не занятых в службе сыска, нам удалось встретить — это были подметальщик на юрком электрокаре с огромным прицепом, полным мусора, да две одинаково одетых девушки, бегущих куда-то по своим полуночным делам. Эта залитая светом, прекрасная улица, полная скрытой теплой жизни, упиралась, конечно же, в платформу, где мы на этот раз довольно долго ожидали капсулу.

После света и роскоши, сквозь которые я проскочил мимолетом, стальная шкатулка с каплями конденсата на металлических стенках показалась мне еще постылее. Тем более что моего рецидивиста увели, его постель была прибрана, а плоский матрасик аккуратно свернут в рулон.

Вскоре после моего возвращения принесли еду. Надо отметить — пока что меня кормили превосходно, я не ожидал ничего подобного в условиях подземелья. Хотя можно было и ожидать — Полковник рассказывал мне, что по недавнему соглашению Рассветная зона подрядилась снабжать некоторые регионы южан натуральными продуктами, а те, в свою очередь, там и сям подпитывали нас энергией. Прокладку сетей и полный контроль над ними они брали на себя.

Судки с едой обычно возникали из стенки, дверца в которой откидывалась и превращалась в столик. Это было по-своему удобно, однако исключало всякое общение с персоналом, а ведь у тюремщиков можно бы многое узнать.

Сидя перед откидной полкой с неубранной посудой, я размышлял. Все оборачивалось вообще неожиданной стороной. Витторио Мэй, к которому я не питал никаких чувств, даже если бы он и в самом деле был моим родным отцом, действительно занимался рискованными вещами. Можно подумать, что все тогда ими занимались, а люди вроде Мэя и Бюлова были просто более удачливы — человечество клевало на их фатальный вздор. Впрочем, Бюлов вовсе не предполагал такого следствия своего эксперимента, он просто искал мю-гравитон, или что уж там, а Великий Стоп оказался всего лишь побочным эффектом. Больше того, школьный физик говорил мне, что в небесной механике такое сплошь и рядом: Луна, соседка наша, стоит к нам строго одним боком, Венера к Солнцу тоже — словом, ничего исключительного не произошло, лишь пять миллиардов душ как корова языком слизала. Поосторожнее надо было со своими бирюльками доктору Бюлову.

Я вздохнул. О докторе Бюлове я мог рассказывать Крамеру целыми сутками, а вот сведения мои о генетике Мэе были скупы и недостоверны. Тем более о его работах, тут я и вправду не врал. Особенность нашей эпохи: сведения из жизни, допустим, Гая Юлия Цезаря у нас сохранились куда как лучше, чем мало-мальски достоверная информация о ведущих деятелях, причем и в самом деле лидерах, поры Остановки. Почти ничего не известно о Карлосе Антонетто, пытавшемся создать лигу Всемирного противостояния, а также о Фионе Михайлович (Женщины за неделимый мир). Едва ли не все они погибли, выжили единицы, да и то переродившись основательно в мире обостряющейся вражды и разделов, которыми ознаменовалось время Стабилизации. Будто в издевку так назвали! Даже во время самой катастрофы и то было больше сочувствия и поддержки — у самых разных людей: ведь в обычных разговорах врать не станут, ни к чему, — так вот, многие из переживших Великий Стоп утверждали, что самый настоящий героизм и самоотверженность процветали именно в мрачнейшие времена ледника, когда он, подминая под себя все и вся, переползал с полушария на полушарие. Затем наступило время дележа…

Ладно, не отвлекаться. Что мы помним о Витторио Мэе? Итальянец американского происхождения или же, наоборот, американец с итальянскими корнями… Удивительно анахронично звучат сейчас все эти титулы наций, а ведь еще полвека назад они были актуальными. Считалось почетным быть американцем, итальянцы котировались рангом ниже, ну и так далее. Замыкали иерархию, кажется, какие-то людоеды в количестве четырехсот особей, что ли… Интересно, как они восприняли появление ледника?

Опять отвлекся. Итак, этот самый Мэй был уже человек в возрасте, куда старше того же Бюлова.