Время льда и огня

Сквозь заснеженный брезент купола пробивалось, пульсировало неоновым светом северное сияние; с другого бока отчетливо и спокойно светила луна, а весь город ночников, словно именинный торт, был утыкан фонарями. Словом, света хватало с избытком, даже могло быть и поменьше, особенно в том месте, где я и Наймарк выбрались наконец из снежного хода. Ход вел прямиком от прорехи в стенке склада под высоким сугробом в проулок между жилыми куполами. Мы не знали, кого опасаться больше — ночников, которые рано или поздно засекли бы наш лаз, или же людей майора, что с того самого дня захвата не скрывали своей враждебности к нам. Но пока что и для тех, и для других наш персональный новообретенный выход был тайной.

Очевидно, что и у ночников бывало время сна (не все же праздники), вот как теперь, — ни единой живой души не попалось нам на этой узкой улочке, хотя где-то вдали три мужских голоса еще горланили изо всех сил развеселую песенку. Был самый канун дня Остановки.

Я поспешно замаскировал отверстие в снегу. Наймарк тем временем приготовил лыжи, найденые на складе среди рухляди: из сорока пар треснувших нетрудно было отыскать штуки четыре сносных. Поверх униформы мы надели цветные ватники, так что, если не приглядываться, вполне могли сойти за ряженых, коих до этого было изобилие, а теперь, вот поди ж ты, город опустел, заснул, будто набирался новых сил перед решающим всплеском гульбы. Мы стали на лыжи и быстро заскользили в сторону фиолетового купола.

По дороге нам не встретилось никого, лишь кучка запоздалых гуляк гомонила в отдалении да под гигантской башней ветродвигателя, тоже увешанного лампочками ради праздника, самозабвенно целовалась какая-то парочка, на нас и не глянувшая. Мы скользнули в проулок, ведущий к столовой — ведь она крытым переходом соединялась с куполом Кшиша, и по нему, как мне казалось, можно было незаметно проникнуть в гарем вождя, то бишь в его женскую половину.

Полог столовой был отстегнут, внутри еле горели две-три лампочки, и сперва нам показалось, что в самом зале никого нет. Однако крайний столик занимала молчаливая компания из четырех ночников в разной степени опьянения; один из них, потрезвее прочих, вскинул на нас вопрошающий взгляд.

— Проголодались. Перекусить бы, — выговорил я на славик, стараясь, чтобы мой акцент сошел за косноязычие пьяного. Наймарк же просто молча прошагал в сторону кухни. Ночник проводил нас тяжелым взглядом и снова принялся что-то горячо объяснять приятелю, засыпавшему над тарелкой. Двое других молча выпивали, не обращая ни на что никакого внимания.

На кухне тоже было пусто; проходя вдоль кухонных столов, я набрал полный бумажный кулек всяких припасов и лишь тогда заметил у раковин одинокую посудомойку, которая шутливо погрозила пальцем, видимо здраво рассудив, что лучше не связываться с поздними забулдыгами. Потыкавшись некоторое время в те и другие двери (а дверями у ночников повсеместно служат тканевые полости), мы наконец обнаружили нужную и проникли в переход, освещенный еще тусклее, так что Наймарку пришлось зажечь фонарик. В конце коридора был тупик, дверь была закноплена изнутри. Я вытащил нож и аккуратно разрезал ткань вдоль, сверху донизу. Оставил Наймар-ка в переходе на стреме, а сам сквозь прореху проник в фиолетовый купол.

Там стояла почти полная тьма, однако пользоваться фонариком мне не хотелось по многим соображениям. Где на ощупь, где вприглядку, я определил, что нахожусь в коротком коридорчике, торцовая дверь которого выводит прямо в тронный зал, то бишь в приемные, да и всякие прочие апартаменты Зденека Кшиша; до меня донесся приглушенный храп из-под задернутого балдахина, говоривший о глубоком, здоровом сне… Двери в боковой стенке коридорчика были распахнуты — из-за духоты, да и немудрено: оттуда шла широкая теплая волна парфюмерных ароматов. Да тут не нужен никакой фонарик!

Я вошёл. Внутри небольшого отсека еле тлел в уголке ночник — не житель ледника, а именно ночник, лампочка — и освещал неверным светом длинный и широкий матрац, на котором покоились три фигуры, накрытые всего лишь простынями, ибо, повторяю, было жарко и душно. Меня охватило странное чувство — первый раз в жизни я оказался в настоящем гареме, да еще в таком, куда насильно была заточена моя любимая! Я знал, чем это мне грозит в случае, если застукают… Единственное, что меня удивляло, — это такая вот доступность заповедных пространств шах-ин-шаха. Я наклонился над ближайшей ко мне спящей. Она спала ничком, положив всклокоченную голову на обнаженные руки, — это явно была не Норма. Перешел к следующей — та лежала навзничь, и я долго всматривался, пока не убедился: и это не она… Оставалась последняя, у ночника, — и, когда я подошел и склонился над ней, вдруг две жаркие руки обхватили шею и прижали мою голову к груди, но… и это была не Норма, что я понял по первой же фразе, выдохнутой страстным шепотом на славик:

— Пришел! Значит, ты еще в тот раз меня за метил!