Время колоть лед

В том времени, о котором мы с тобой сейчас говорим, в этом самом две тысячи пятом году точка невозврата на деле уже пройдена, но мы этого еще не знаем. Разные части общества уже начали неумолимое (и необратимое) движение друг от друга, в противоположных направлениях. И именно поэтому журналистов уже не интересует то, что происходит в “хорошей” сфере жизни. Они ее, может, встречают в своей частной жизни, но в профессиональной – не видят. Телеканалы и издания навязывают зрителям оторванную от реальности повестку. Какое-то время в тренде еще будет социалка, но такая, ненастоящая, упакованная в телевизионную мишуру.

ХАМАТОВА: Думаешь, теленачальники сознательно не дали нам тогда камер?

ГОРДЕЕВА: Думаю, они и правда не поняли, что начинается нечто большое и важное, а они это упускают. Не поняли и не угадали, как впоследствии не поняли и не угадали кучу всяких важных перемен в обществе. Сейчас телевидение и люди, которые его смотрят, как мне кажется, так оторвались друг от друга, что потребуются титанические усилия, чтобы соединить их обратно.

Ну и к тому же форма, которую вы с Диной выбрали для сбора денег на облучатель крови, в две тысячи пятом году выглядела несколько вызывающей.

ХАМАТОВА: Вызывающей?!

ГОРДЕЕВА: Благотворительный концерт тогда не был обычной, принятой формой привлечения общественного внимания, Чулпан. Подобное мероприятие вызывало, скорее, осторожное сомнение в чистоте помыслов организаторов.

ХАМАТОВА: Мне это и в голову не приходило. Да и в чем вызов? Разве что в том, что концерт стал важнейшей точкой отсчета, он показал, что артисты почувствовали себя не просто гражданами, но еще и значительной частью гражданского общества страны. Режиссер Серебренников еще не в опале, но уже поставил не только “Пластилин” и “Откровенные полароидные снимки”, но и “Демона” с Меньшиковым в главной роли. Мы с Диной в две тысячи пятом – его непосредственные коллеги, а актерское братство такое крепкое, еще никто ни с кем не переругался и ни у кого даже мысли не возникает делиться на лагеря. Но, главное, ни у кого не возникает мысли отказаться! В этот момент гражданское общество, как я его себе представляю, только зарождалось. И так оно и было, судя, например, по пламенному выступлению Лии Меджидовны Ахеджаковой, которая вообще-то Пушкина должна была читать, но вместо этого произнесла страстную речь, как Гаврош на баррикадах. И было абсолютнейшее ощущение, что всё, что еще не сделано в нашей стране, что буксует и тормозит, мы в состоянии сделать сами: мы действительно можем изменить мир в лучшую сторону.

ГОРДЕЕВА: А что именно сказала Лия Меджидовна?

ХАМАТОВА: Она сказала, что наши старики и дети умирают оттого, что мы не можем их спасти. И это позор для страны. Это позор для нас. За кулисами стоял артист Саша Олешко с открытым Пушкиным – он должен был Ахеджаковой суфлировать и страшно переживал, что не увидит буквы или перепутает слова. Я стояла рядом с Сашей, чтобы помочь ему, если он таки, не дай бог, перепутает. Но до Пушкина дело так и не дошло.

Глава 9. Параллельные прямые

Хорошо помню момент, когда я поняла, что “назад пути нет”. Тут надо признаться: когда мы с Диной Корзун только придумали этот концерт, я до конца не верила в серьезность затеи… Мне казалось, это какой-то сон, фантазия. Но вот всё как-то закручивается, совершенно неожиданно все артисты, которым мы с Диной звоним, говорят “да”, и становится ясно, что мы задумали громадное дело и теперь вопрос стоит совсем по-другому: хватит ли у нас сил его провернуть. Реальность проступает передо мной не сразу, постепенно. Я живу в этот момент между Москвой и Берлином, даже больше в Берлине, и мотаюсь постоянно в Москву для того, чтобы с кем-то встретиться, о чем-то договориться, что-то обсудить в связи с концертом; мне кажется, что я бегу какой-то бесконечный марафон, бегу, бегу, но всё равно не понимаю, что меня ждет впереди.

К счастью, концерт согласился принять у себя мой родной театр “Современник”, но нельзя сказать, что всё было легко и просто. Например, в театре тогда еще работал такой “замечательный” директор Леонид Иосифович Эрман, человек-легенда, о котором еще Олег Даль в мемуарах писал: “Был у Эрмана в кабинете, получил страшной силы заряд ненависти к театру «Современник»”. Говорят, Эрман любил повторять: “Сейчас труднее вахтера найти, чем артиста, даже талантливого!”