Читаем Время колоть лед полностью

ХАМАТОВА: В лучшем случае героиней фейсбука. Дня на четыре. Я плюю в лицо стране, родине, от имени которой эта премия вручается. Это ведь не лично Путин мне свою премию присуждает и выдает, нет. Это го-су-дар-ствен-ная премия. И, если мне ее дают, значит, в глазах государства, России, я ее заслужила. Видимо, своим трудом, своей работой на сцене заслужила. Нет? Ну, меньше Сокурова, безусловно, но не меньше, чем другие люди, которые вместе с нами ее получали.

Но вот, допустим, я плюю всем в лицо и отказываюсь. Что это меняет? Я отказываюсь – и премию просто получает кто-то другой, кто не откажется. Теперь о деньгах. Всю эту премию, до копейки, я перевела в фонд “Подари жизнь”. Это решение было принято еще до того, как мне ее торжественно вручили.

ГОРДЕЕВА: На что потратил фонд “Подари жизнь” твою Госпремию?

ХАМАТОВА: На реабилитационные тренажеры в клинику имени Димы Рогачёва. Это была только восьмая часть их стоимости, сами тренажеры обошлись в сорок миллионов рублей. Ну вот пять из них – моя Госпремия. Разговоры о моем моральном облике кончатся, а тренажеры будут стоять.

И вот что еще скажу о своем отношении к премиям, включая, наверное, и “Оскар”. Получать их страшно приятно. Когда тебе вручают премию, а ты стоишь – молодая, худая, красивая в красивом платье – это микросекундное счастье, за которое даже как-то смешно оправдываться. Я действительно хочу постараться быть хорошей актрисой, настоящим профессионалом, но всё, что касается оценочных суждений, мне неинтересно. Самый страшный критик себя – это я сама: у меня внутри есть “черный худсовет”, который всегда мне в глаза скажет, какое я ничтожество, или наоборот, как хорошо я что-то сделала. И этот “черный худсовет” стал мне еще более дорог, когда я поняла мотивы людей, которые пренебрежительно пинают меня, опуская лицом в лужу, и затаптывают ботинками. Я никогда бы не могла позволить себе такого по отношению к другому человеку. И на кухне не смогла бы, а в публичном пространстве – тем более. Я поняла, что их слова, хоть и делают мне больно (тут уж ничего не попишешь, мне с этим, видимо, до самой смерти жить), на самом деле никакого отношения ко мне не имеют: это пустая дребедень.

ГОРДЕЕВА: Тебе стало легче?

ХАМАТОВА: Нет. Но мне стало понятнее.

В залах для официальных церемоний гул голосов всегда очень веский и основательный: громкое слово приглушается общим гудением, тихое поднимается до среднего уровня громкости. В согласном гудении публики всегда чувствуется, когда в зале появляется, проходит между рядами, останавливается, здоровается со знакомыми кто-то более важный, чем остальные. Он становится центром внимания. Вокруг такого центра гул голосов делается уважительным или одобрительным.

Островки общественного холодка тоже заметны: рядом с теми, у кого, по общему мнению собравшихся, проблемы в публичном поле, иногда и не гудит вовсе.

Так уж устроены эти исторические помещения, что одобрение и ледяное молчание гудят и перекатываются, перемещаясь по сияющему позолотой, отражающему в начищенном паркете намытый хрусталь залу ровно до тех пор, пока не распахнутся парадные двери и порог не перешагнет самый главный герой церемонии. Тут немедленно сделается тихо. И акустика, и оптика присутствующих внезапно меняются: взгляды устремлены на того, кому и положено их ловить, а звук распространяется ровно и мощно, придавая веским словам утроенную важность и запечатляясь в этой утроенности в памяти всех гостей церемонии.

12 июля 2015 года в Георгиевском зале Кремля “вручанты”, заранее ознакомленные с протоколом, были отгорожены от прочей, пускай и именитой, публики изящной заградительной ленточкой. По другую сторону поместили политических деятелей, артистов, ученых, общественных деятелей – известных и уважаемых людей, которых в Кремле сочли возможным пригласить на торжественное мероприятие.

На Чулпан Хаматовой – черное, почти школьное короткое платье с широким поясом и свисающие легкомысленными спиралями сережки, что мы вместе покупали пару лет назад на австрийской барахолке. Вместе с Хаматовой “от культуры” – режиссер Александр Сокуров, композитор Александра Пахмутова, директор музея “Тарханы” Тамара Мельникова.

Разделенные с другими гостями вручанты переминаются с ноги на ногу. Президент опаздывает. Мероприятие никак не начнется.

Перейти на страницу:

Все книги серии На последнем дыхании

Они. Воспоминания о родителях
Они. Воспоминания о родителях

Франсин дю Плесси Грей – американская писательница, автор популярных книг-биографий. Дочь Татьяны Яковлевой, последней любви Маяковского, и французского виконта Бертрана дю Плесси, падчерица Александра Либермана, художника и легендарного издателя гламурных журналов империи Condé Nast."Они" – честная, написанная с болью и страстью история двух незаурядных личностей, Татьяны Яковлевой и Алекса Либермана. Русских эмигрантов, ставших самой блистательной светской парой Нью-Йорка 1950-1970-х годов. Ими восхищались, перед ними заискивали, их дружбы добивались.Они сумели сотворить из истории своей любви прекрасную глянцевую легенду и больше всего опасались, что кто-то разрушит результат этих стараний. Можно ли было предположить, что этим человеком станет любимая и единственная дочь? Но рассказывая об их слабостях, их желании всегда "держать спину", Франсин сделала чету Либерман человечнее и трогательнее. И разве это не продолжение их истории?

Франсин дю Плесси Грей

Документальная литература
Кое-что ещё…
Кое-что ещё…

У Дайан Китон репутация самой умной женщины в Голливуде. В этом можно легко убедиться, прочитав ее мемуары. В них отразилась Америка 60–90-х годов с ее иллюзиями, тщеславием и депрессиями. И все же самое интересное – это сама Дайан. Переменчивая, смешная, ироничная, неотразимая, экстравагантная. Именно такой ее полюбил и запечатлел в своих ранних комедиях Вуди Аллен. Даже если бы она ничего больше не сыграла, кроме Энни Холл, она все равно бы вошла в историю кино. Но после была еще целая жизнь и много других ролей, принесших Дайан Китон мировую славу. И только одна роль, как ей кажется, удалась не совсем – роль любящей дочери. Собственно, об этом и написана ее книга "Кое-что ещё…".Сергей Николаевич, главный редактор журнала "Сноб"

Дайан Китон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство