Время колоть лед

ГОРДЕЕВА: До тебя слово “благотворительность” не то что не было модным, просто практически не существовало в публичном пространстве. А теперь любой большой артист нашей страны считает своим долгом войти в попечительский совет какого-то благотворительного фонда, стать его лицом, помогать, тратя на это время жизни, силы, которые, возможно, пригодились бы в карьере.

ХАМАТОВА: Я бы не переоценивала свой вклад в эту историю, Кать. Я счастлива быть свидетелем того, как после нас, за нами, но много интенсивнее и лучше нас работают молодые ребята.

Дело тут не только в профессии – не так уж и важно, что это именно артисты. Скорее, в человеческой породе: людях, которые дышат с тобой в унисон, которые, как ты, чувствуют, как ты, умирают и воскресают с каждым подопечным фонда. Я отчетливо поняла это, когда была на концерте фонда “Галчонок” и смотрела, что делает Юля Пересильд, попечитель фонда. Она подтянула к себе новых людей, молодых звезд театра и кино, они ночами готовили мероприятие, придумывали, сходили с ума, горели – и сделали что-то потрясающее! Это был праздник совершенно другого уровня вовлеченности в дело всех, кто был по обе стороны сцены. Это – уже новая ступень. И, конечно, круто, что они собрали целую кучу денег. И это тоже объяснимо, и тоже с точки зрения поступательности: люди, общество наше, оно же растет, развивается. И вот уже появляется привычка жертвовать средства или время, если речь идет о волонтерах. Теперь это перестали воспринимать как нечто из ряда вон выходящее: ах, вы волонтёрите в больнице, да вы святая! Нет. Так теперь живут все нормальные люди.

ГОРДЕЕВА: Почти все.

ХАМАТОВА: Хорошо, почти. Но скоро будут – все. А еще я подумала на этом концерте “Галчонка” про преемственность. “Галчонок” – это же фонд, который в самом конце своей жизни придумала Галечка Чаликова. Она вначале “придумала” нас, а потом стала мечтать дальше. И мне захотелось спросить: “Галечка, ты видишь, как далеко мы продвинулись?”

Галина Чаликова впервые пришла в Российскую детскую клиническую больницу в 1989 году. После землетрясения в Спитаке. Тогда в РДКБ привезли самых тяжелых спитакских пострадавших, и Галя пришла к ним в порыве сострадания. Тут же выяснилось: в больнице лежат не только дети из Спитака, со всей страны. И у большинства из них нет ни теплых вещей, ни игрушек, ни нормального жизненного цикла, положенного ребенку. И дети чахнут сразу и от болезни, и от тоски: их давно никто не навещал, давным-давно никто с ними не играл и не говорил по душам; есть такие, кого могли бы вылечить, но в арсенале РДКБ нужного лекарства нет, а у родителей нет денег, чтобы купить его с рук; есть те, чей шанс – переливания крови, но в больницу приходит совсем не много желающих своей кровью делиться. В общем, Галя осталась.

Помогать детям Чаликову благословил священник Георгий Чистяков. Он служил в храме при больнице. И, в известном смысле, тоже был волонтером в РДКБ.

В то время помощь детям, больным раком, была делом, по сути, безнадежным: победить болезнь удавалось от силы десяти процентам заболевших детей (против нынешних девяноста). Но на вопрос: “Зачем помогать, если всех спасти невозможно?” Галя отвечала так: “Значит, надо спасти хоть кого-то! Чем рассуждать о том, кому помочь можно, а кому нет, лучше попробовать спасти хотя бы одного человека”. Она всякий раз бросалась в дело не раздумывая. И много раз – действительно спасала.

Однажды, узнав о том, что какой-то ребенок вышел из комы, Галя воскликнула: “О Господи, ему же нужна одежда!” и тут же, узнав, что другой ребенок умер, сказала тихо: “О Господи, ему же нужен гроб”. В этих двух фразах – цельный образ Галины Чаликовой, человека, олицетворяющего собою ту самую первую российскую благотворительность, которая так не называлась, но с которой, по сути, всё и началось.

Та благотворительность строилась на доверии, потому что дороже доверия не было ничего. Это уже потом, в том числе благодаря Чаликовой, доверие стало возможным обменять на деньги.

Фонд “Подари жизнь” родился у нее на кухне под непрерывный звон телефона, между тысячью просьб и миллионом криков о помощи, между объятиями и чаепитиями, где-то посередине между любовью и состраданием, – примерно там, где, вероятно, и находится милосердие.

Рядом с Галечкой делать добро начинали все: соседи по креслу в самолете и концертном зале, соседи по подъезду, попутчики в метро. Добрее и деятельнее становились политики, олигархи, бандиты, бабушки, народные артисты, студенты, продавщицы магазинов, замотанные проблемами офисные работники – мы все вдруг сбрасывали морок равнодушия и начинали видеть тех, кому плохо прямо сейчас, и старались им помочь. И сами становились лучше.

Иногда это имело неожиданные последствия.