Время испытаний

Девичий силуэт появился прямо перед ним, и Элмерик рывком сел. Солнце светило девушке в спину, но если она хотела остаться неузнанной, ей не стоило петь — этот голос бард узнал бы из тысячи. У него вообще была отличная память на голоса…

Сердце сперва привычно забилось от радости, а потом больно сжалось: он не должен был радоваться встрече с Брендалин. С момента их нелёгкого расставания прошла неделя. Это много или мало? Мысли метались, как стая встревоженных птиц над полем. Но одно Элмерик понимал ясно: если они встретились — значит, всё это сон.

— К чему тебе наши песни? — усмехнулась Брендалин. — Они будут бесполезны и на пирах, и в бою. «Смерть не придёт ко мне так же, как старость» — неподходящее заклятие для того, чей век краток. Тебе всё равно не понять их смысла, человек.

— У меня есть имя. И тебе оно прекрасно известно, — процедил Элмерик.

— Что проку в именах? Они ничего не значат, — Брендалин подставила лицо ветру; царапины от когтей лианнан ши на её щеке выглядели совсем свежими.

Теперь бард разглядел, что наряд Брендалин изменился. Её широкое платье струилось до самой земли, цвета перетекали один в другой — от нежно сиреневого и лавандового к тёмно-фиолетовому. Похоже, оно было сделано не из ткани, а из цветочных лепестков. Догадку подтвердил и лёгкий сладковатый аромат, исходивший от девушки. Прежде бард сказал бы, что Брендалин пахнет фиалками, но теперь сложно было выделить какой-то один аромат из десятка других. Элмерик с грустью подумал, что видел лишь одну из многих граней её натуры, не желая замечать все прочие. Но что поделаешь, если сердце не умеет очаровываться и разочаровываться по желанию?

— Давай к делу, человек, — Брендалин говорила отрывисто, будто выплёвывая слова. — Говори, зачем пришёл, и уходи. Нечего тебе тут делать!

— А «тут» — это где?

Ответом ему стал заливистый смех. Волшебные колокольчики зазвенели громче прежнего — казалось, что цветы и роса тоже потешаются над ним.

— Хочешь сказать, что ты даже этого не знаешь? В Волшебной стране, конечно. Это владения моей семьи, и я тебя сюда не приглашала. Кстати, у нас считается неприличным вторгаться в чужие сны.

— Ну, я не думал, что это будет общий сон, — смутился Элмерик.

— Вы, люди, никогда не думаете. Если тебе нечего больше сказать, уходи. Скажи своей деревенской простушке, пусть наколдует тебе отворот. Она ведь уже предлагала, да?

— Откуда ты знаешь?

— Так. Догадалась. Слишком уж хорошо знаю вашу противную натуру.

— Может, перестанешь оскорблять меня? — Элмерик вскочил на ноги, — Эльфы не настолько лучше людей, чтобы упоминать об этом постоянно!

— А что это у тебя? — Брендалин заметила веретено. — Как интересно… Дашь посмотреть?

— С какой это стати? Оно моё.

— Ты, наверное, решил оставить певческие чары и засесть за пряжу? Этому тебя учит Белый Сокол? Впрочем, он прав: на что ты ещё годишься.

Элмерик вдруг понял, что колкие речи совсем не задевают его. Ни одна из пущенных стрел не достигла цели, хотя эльфийка, видят боги, очень старалась.

— Откуда ты знаешь, чему мастер Каллахан учит меня? Подсматриваешь за нами? Завидуешь?

Брендалин вспыхнула и отвела взгляд так поспешно, что бард понял: он попал в самую точку.

— Для дядюшки своего шпионишь или по собственной воле?

— Замолчи! Ты ничего не знаешь. А то, что рассказали тебе Соколы, — неправда. Эльфы, конечно, не лгут, но ведь не все из них эльфы. А ты и рад уши развесить.

— Ну конечно! А то, что рассказал тебе Лисандр — непреложная истина! — он скрипнул зубами от ярости.

— Вообще-то я лишь недавно начала слышать его голос. Но всё, что было нужно, я узнала от матери. Так что, отдашь веретено? В знак нашей прежней дружбы и любви…

— Нет, — Элмерик мотнул головой. — Не знаю, зачем оно тебе, да и ты вряд ли скажешь. Но я тебе больше ничего не отдам.

Где-то высоко над головой послышался крик хищной птицы, и Брендалин глянула в небо.

— Опять! — она топнула ногой. — Не сны, а перекрёсток всех дорог…

Элмерик задрал голову, но увидел лишь чёрную точку, в очертаниях которой смутно угадывался птичий силуэт.

— Кто это?

— Сноходец, кто же ещё! Это тебе нужны ритуалы, чтобы прийти сюда, а некоторые рождаются с даром и ходят в чужие сны, как к себе домой. Небось, за тобой надзирателя послали.

— Ничего не понимаю. Какого ещё надзирателя? Кто послал?

— Ты что, не узнал эту птичку? Это же Шон О'Шэннон, правое крыло Белого Сокола, принц Неблагого двора, рыцарь Сентября и прочая, и прочая. Он может присниться кому угодно, в любом облике. Может наслать кошмар или избавить от кошмара. Представляешь, какую власть это ему даёт? Он мог бы владеть королевством людей, если бы захотел. Или отвоевать себе земли в Волшебной стране — даже то, что он лишь наполовину эльф, не помешало бы ему править. Но вместо этого он влачит жалкое существование и выполняет любые прихоти командира — какая нелепая судьба! А знаешь, почему он никогда не снимает маску? Потому что уродлив, как жаба!