В комнате никого не было. Впрочем, в предыдущие дни он тоже частенько просыпался один — Джерри ещё до завтрака уходил к мастеру Флориану. Наставник, едва оправившись от ран и сумев встать с постели, велел ученику немедленно возвращаться к занятиям. Потому что до Летней Битвы всего полгода осталось. Джеримэйну приходилось следить, чтобы мастер Флориан делал перерывы и вовремя принимал лекарства. Благодаря лекарствам мастера Патрика его здоровье восстанавливалось.
Мельник после битвы стал выглядеть не в пример бодрее и даже будто бы помолодел. Казалось, исцеляя других, он исцелял и самого себя. Хромать он стал меньше и даже начал думать о переезде обратно в свою комнату на третьем этаже, но Каллахан пока не позволял.
Риэган уехал почти сразу после Зимней Битвы. Он отказался от долгих прощаний и пышных проводов, сказав, что уже совсем скоро надеется увидеть своих друзей в Каэрлеоне. Вместе с ним Каллахан отправил Орсона, чтобы тот, как и положено рыцарю, сопроводил своего короля в пути, а заодно подготовил зимний особняк Соколов. С их отъездом на мельнице стало намного тише, а Келликейт заметно погрустнела.
Общих занятий больше не было, но каждый из Соколят всё равно продолжал учиться. Они вместе сидели над книгами, спорили и задавали вопросы, слушали рассказы старших, тренировались. Вроде бы всё было по-прежнему, но что-то неуловимо изменилось. Битва миновала, и жизнь продолжалась.
Конечно, к ним всё ещё относились как к младшим. Странно было думать, что когда-нибудь станет иначе. Даже Флориана и Эллифлор, вступивших в отряд не один десяток лет назад, нет-нет, да называли «молодёжью». Чаще всего Элмерик слышал это слово из уст мастера Дэррека, для которого, впрочем, даже Каллахан был «молодой ещё эльф». И всё же теперь Соколята стали своими. Никто не загонял их спать по удару колокола и не выдворял из комнаты под предлогом «старшим надо поговорить». Запрет на выход за пределы защитного круга тоже был снят. Теперь каждый был волен ходить куда пожелает в любое время дня и ночи — хоть в Чёрный лес, хоть в деревню. Чем и пользовался Джерри. Розмари подозревала, что у него появилась девушка в Чернолесье.
Элмерик встал, накинул куртку, взял фонарь и на негнущихся ногах отправился во двор. На улице было свежо и морозно. Близился Йоль — самая тёмная ночь года, — но отмечать праздник Соколы собирались уже в столице. Впрочем, на днях Мартин притащил из леса несколько веток остролиста и украсил входную дверь, зачаровав так, чтобы на ягоды не покушались птицы. Начинались йольские ярмарки, Чернолесье тоже не отставало, но до сих пор у Элмерика не было ни времени, ни сил, чтобы задуматься о подарках. Значит, делать покупки придётся уже в Каэрлеоне.
Скрипнули ворота — и Элмерик, вздрогнув, вгляделся в ночную темноту. Вдалеке замерцал слабый огонёк. Кто-то шёл прямо к мельнице. Бард не на шутку встревожился: в ночное время если и приходили гости, то обычно с дурными вестями. Но в следующий миг он выдохнул с облегчением — это Джеримэйн возвращался с одной из своих ночных прогулок.
— Ну чего уставился? — буркнул он, подойдя к самому крыльцу. — Напугал меня, идиот! Я уж думал, случилось чего.
— Сам ты идиот — так поздно возвращаться! Я уж думал, какой-то лиходей на мельницу пробирается, хотел тревогу поднимать.
— Могу ходить где вздумается, и возвращаться, когда захочу! А ты мне не указ.
А Розмари, кажется, права, — подумал Элмерик. Иначе зачем Джеримэйн причесал вечно торчащие в стороны волосы и даже поставил парочку новых заплат на прорехи в тунике.
— Ну, и как её зовут? Давай уже, признавайся!
Джерри настороженно глянул исподлобья, а потом махнул рукой.
— Эх, умные вы больно! К Мэриэнн я ходил. Мы уже завтра уезжаем — надо же было попрощаться.
— Завтра? — Элмерик едва не выронил фонарь. — Сколько же я проспал?
— Три дня. Тебя как притащили — мастер Патрик сразу какими-то вонючими травами в комнате накурил, а потом велел не будить, пока сам не проснёшься. Я даже завидовал — здорово же: спишь себе и спишь!
Впервые за долгое время они обменялись больше, чем парой коротких фраз. Элмерик сам не ожидал, что будет настолько рад беседе, которая снова клеилась и не выглядела натужной.
— Спать — это не всегда так уж хорошо.
— Да, я слышал про проклятие, — кивнул Джерри. — Пакостная штука. Хорошо, что Каллахан с этим разобрался.
Они замолчали, глядя друг на друга, потом попытались заговорить одновременно.
— Давай ты первый, — решил Элмерик.
— Нет, ты!
— Ладно. Я хотел спросить: Мэриэнн твоя — это которая? Дочь кузнеца?
— Боги упаси! — рассмеялся Джерри. — Я себе не враг, знаешь ли. Ты того кузнеца видел? Он меня в порошок сотрёт и скажет, что так и было. Да и не такая уж красивая у него дочь, чтобы так рисковать! А моя — это рыжая Мэриэнн, помнишь такую?
— Но она же дочка старосты Чернолесья. Её папаша открутит тебе голову ещё вернее, чем кузнец! А потом ещё и мастеру Парику нажалуется — и тот открутит то, до чего староста не дотянулся!