Время и боги: рассказы

Часто думал о том Китнеб, пася овец, и, пока другие спали, бродил он, бывало, вдоль кромки леса, в котором не дозволялось гулять человеку. А старейшины Урна порицали Китнеба за его дерзость, хотя ничем другим он не отличался от жителей деревушки и своих сверстников, пока не пришел день, о котором поведаю тебе, о царь.

Было Китнебу уже лет двадцать, и сидели мы с ним возле своего стада, а он устремил свой взор далеко, туда, где у края земли Урн темный лес смыкался с морем. Когда же спустились сумерки и на землю упала ночь, мы отогнали стадо в Ристаун, и на улице возле домов увидел я четырех принцев, пришедших долиной из мира, одетых в голубое и алое, с перьями на головах. Они предложили нам по нескольку блестящих камушков, которые, по их словам, высоко ценились в их краях, за овцу. И я продал им три овцы, а Дарняг продал восемь.

Но Китнеб не стал торговать вместе со всеми, а отправился один через поля к кромке леса.

А на следующее утро странная история приключилась с Китнебом.

Увидел я, как возвращается он с полей, и приветствовал по обычаю пастухов, но он не ответил. Я остановился и заговорил с ним, но ни слова не отвечал мне Китнеб, покуда я не рассердился и не покинул его.

Стали мы рассуждать меж собой, дивясь, что с Китнебом — никому не ответил он на приветствие, но один из нас сказал, будто поведал ему Китнеб, что слышал голоса богов за лесом и не станет отныне слушать голосов людей.

Потом человек добавил: «Китнеб потерял рассудок». И никто не возразил ему.

Место Китнеба среди пастухов занял другой, а он теперь сидел вечерами у кромки леса совсем один.

По многу дней не произносил он ни слова, а если кому удавалось разговорить его, то узнавали мы, что каждый вечер слышит он голоса богов, выходящих в лес из сумерек и со стороны моря, и уж не станет более беседовать с простыми смертными.

По прошествии месяцев жители Ристауна стали смотреть на Китнеба как на пророка, и мы привыкли указывать на него странникам из долины, говоря: «Есть у нас в земле Урн пророк, каких не встретишь в ваших городах, ибо по ночам он беседует с богами».

Прошел год с тех пор, как умолк Китнеб, и вот он явился ко мне и заговорил. А я склонился перед ним, потому что мы верили, будто он — собеседник богов. И Китнеб сказал:

— Мне не с кем побеседовать перед концом, кроме тебя, потому что я совсем одинок. Да и как могу я говорить с мужчинами и женщинами на улочках Ристауна, ежели я внимал голосам богов, поющих над сумерками? Но не было еще в Ристауне человека отверженнее меня, ибо, признаюсь тебе, что, слыша голоса богов, не понимаю я их речей. Я узнаю их по голосам, когда они призывают меня к себе, тревожат мою душу и влекут к себе. Я различаю, когда они радуются, а когда печалятся, ибо даже богам ведома грусть. Мне внятен их плач по древним разрушенным городам и белеющим в пыли костям героев. Но увы! Я не знаю их слов, и чудесная мелодия их речи ударяет мне в сердце, но ускользает, оставшись непонятой.

Потому отправился я из земли Урн в странствие, покуда не пришел к дому пророка Арнин-Йо, и поведал ему, что хочу раскрыть смысл божественных слов. И Арнин-Йо послал меня к пастухам разузнать, что им ведомо о богах, ибо они-де владеют всей мудростью, а что сверх ее, то грозит бедой.

Но я сказал Арнин-Йо, что сам слыхал голоса богов и знаю, что живут они там, над сумерками, и не могу долее поклоняться божкам, слепленным из глины, которую наскребли пастухи на склоне холма.

На это Арнин-Йо ответил мне:

— Забудь же, что слышал голоса богов, и вновь поклонись богам из красной глины, которых сотворили пастухи, и обретешь покой, как обрели его пастухи, и умри с миром, свято веря богам из красной глины, собранной пастухами на холме. Ибо дары богов, что восседают за сумерками и смеются над глиняными божками, не принесут тебе ни покоя, ни радости.

И я возразил:

— Божок, слепленный моею матерью из красной глины, собранной на холме, со множеством рук и глаз, тот, о могуществе и таинственном происхождении которого она мне пела песни и рассказывала истории, разбился и потерялся. Но мелодия божественных речей не утихает в ушах моих.

И Арнин-Йо сказал: