Время грешить

– Хм. Чувствую себя обязанным как-то отреагировать на ситуацию, – заметил Ричард, как только дверь за служанкой закрылась.

– Уместное замечание, – пошутила Джульетта. – Хотя и немного вульгарное.

Муж посмотрел серьезно, почти строго.

– А разве вульгарность – не то качество, которое англичане ожидают от неотесанного, грубого американца?

Она собралась сказать что-нибудь легкое, нейтральное, однако взгляд мужа ясно показывал, что обойти препятствие не удастся.

– Никогда не считала тебя ни неотесанным, ни грубым, – искренне заверила супруга Джульетта. – Возможно, найдутся скептики, которые скажут, что, выйдя замуж, я принесла себя в жертву ради будущего детей. К сожалению, доброжелатели не понимают, что наш брак заключен по доброй воле и вполне искренне. Правда заключается в том, что предложение я приняла из-за собственного эгоизма. Потому что хотела тебя. Да, очень хотела. Но ведь ты не осудишь меня за это?

– Понятно, вечная дилемма желания и обладания. – Ричард слегка покачнулся, словно потеряв равновесие: кажется, ноги держали его не слишком уверенно. – А теперь, когда имеешь, обнаружила, что больше не хочешь?

– Разве можно сказать, что я тебя имею? Наверное, это преувеличение.

Ричард удивленно вскинул брови, и Джульетта пояснила:

– Да, в физическом смысле, наверное, действительно имею. Но мы оба знаем, что отношения не ограничиваются постелью.

– Я стараюсь.

– Неужели? – Внезапный душевный порыв заставил высказать то, о чем в спокойном состоянии она предпочла бы смолчать. – Порой нам удается достичь некоторой близости, но иллюзия тут же рассеивается, как дым, и мне приходится заново начинать поиски.

– Преувеличиваешь.

– Ничуть. Постарайся быть честным хотя бы с собой. Ты от меня все время закрываешься, прячешься. Не всегда, но достаточно часто, чтобы обидеть. – Голос предательски задрожал, и усилием воли Джульетта заставила себя успокоиться. – Почему ты так решительно настроен против ребенка?

Ричард тяжело опустился в кресло возле камина.

– Слишком стар.

– Что за нелепость! Кто это придумал?

– Я.

– Мне не до шуток. Пожалуйста, не говори ерунды.

– Ты сама не знаешь, о чем просишь.

– В таком случае объясни. Буду очень признательна.

Усталое лицо потемнело и словно окаменело. Джульетта терпеливо ждала, но молчание продолжалось бесконечно долго: тяжелый отсутствующий взгляд, плотно сжатые губы не обещали ничего хорошего.

– Пожалуйста, – наконец прошептала она почти жалобно, – не закрывайся так от меня. Ты же мой муж!

Он продолжал упорно молчать. Тишину спальни нарушал только звук напряженного дыхания. Нет, ничего не скажет. А ведь она уже начала наивно верить в зарождающееся чувство… Куда же оно подевалось?

– Много лет назад я был женат.

Голос прозвучал глухо, каждое слово потребовало очевидного усилия. Должно быть, он еще никогда и ни с кем об этом не говорил. Джульетта замерла.

– И что же случилось с твоей женой? – тихо спросила она, со страхом ожидая ответа. Рассказ о смерти всегда требует огромного мужества, а судя по реакции Ричарда, его история отличалась особым трагизмом.

– Она умерла в мучительных попытках подарить жизнь нашему сыну.

У Джульетты подкосились ноги. Можно было ожидать чего угодно, но только не такого страшного поворота событий. Значит, у Ричарда растет ребенок? Но почему же он до сих пор об этом молчал?

– И где же мальчик?

Боль в глазах стала еще острее.

– Похоронен в общей могиле для бедняков. Я просил положить его рядом с матерью, но то место уже заровняли, а на перезахоронение не было средств. Он и прожил-то всего несколько дней.

У Джульетты перехватило дыхание. Трудно было представить безмерную глубину горя, доставшегося на долю этого человека. Поистине Господь воздает нам по силе нашей.

Не произнеся ни единого слова, Джульетта подошла, опустилась на ковер рядом с креслом, склонила голову мужу на колени и крепко обняла.

Как всегда при воспоминании о жене и сыне, Ричард погрузился в мрачное оцепенение. Но минуты сменяли одна другую, и постепенно тепло Джульетты, ее тихое ласковое бормотание начали проникать сквозь ледяную оболочку.

Нежное сердце не осталось безучастным к его горю, но Ричард даже предположить не мог, что искреннее сочувствие принесет ему облегчение, поможет укрыться от вечного, неистребимого одиночества.

– Во всем виню себя, – тихо признался он. Жестокое безысходное чувство не покидало ни на миг и давно превратилось в привычный груз. – Поклялся заботиться, защищать, охранять, но так ничего и не сделал.

– Нет, ты не виноват в их смерти. Несправедливая, ужасная судьба, но на то была воля Божья.