Время быть смелым

Его слова меня пугают. Как представлю, что навсегда останусь таким, жить не хочется. Это же всё время прятаться, никому ничего не говорить, лучше вообще из города уехать. Если кто узнает — точно убьют.

— А что ты можешь сделать? — Продолжает Артём. — Наизнанку же себя не вывернешь. И самому, и родителям теперь всю жизнь глаза прятать, как бы кто ни узнал.

— У тебя родители знают? — Я выпучиваю на него глаза.

— Угу, — кивает Артём и закуривает, — знают. Мама раньше знала, а папе недавно сказал.

— И как они? Чо говорят?

Левин в ту же секунду, как говорит о родителях, становится моим личным героем. Это смелый поступок, всё рассказать, признаться. Я самому себе-то признаться не могу, хотя тоже не вчера начал подозревать, а родителям… Это надо стальные яйца иметь. Я, честно говоря, думал, что Артём трусоват, а он оказывается просто молодец.

— А что они могут сказать? — Горько усмехается Левин. — Никто не мечтает иметь такого сына. Они меня любят, конечно, и всё такое, но… — он замолкает. — В общем, эта тема у нас дома не поднимается. Ну, вроде как, гей и гей, куда же деваться, если сынок задницу свою контролировать не может.

Я вижу, как Артёму нелегко об этом говорить. Мне бы его поддержать, но я совсем ушёл в свои мысли и выдаю поэтому самый тупой и отвратительный в данной ситуации вопрос, который, впрочем, давно вертится на языке. Я всё время смотрю на Левина, фантазирую, даже представлял его как-то, когда с одной девчонкой пришлось трахаться на вечеринке у Влада.

— Ты актив или пассив? — Спрашиваю я.

— Когда как, — тут же отвечает Артём, как будто мой вопрос не прозвучал совсем нелепо и не кстати. — По-разному бывает.

— У тебя много было мужчин? — Продолжаю я свою больную тему.

— Да так, — отвечает Артём, гладя куда-то вдаль, и пожимает плечами.

В этот момент Левин кажется мне таким взрослым, таким уже сформировавшимся мужчиной, не то что я, пацан, ничего не понимающий и не способный разобраться, что с ним происходит. Он кажется мне таким опытным, рассудительным. Мне вдруг очень хочется его поцеловать. Я чувствую возбуждение, и мне тут же становится стыдно. А у Артёма такие губы, я просто взгляда от них оторвать не могу — у меня даже перед глазами темнеет. И скулы у него чётко очерченные, прямой, почти греческий, нос, голубые глаза, которые Левин так прищуривает иногда, что просто не устоять. Я замечал и раньше, в школе наблюдал за ним, ловил этот прищур. Я смотрю на него, готовый уже потянуться своими губами к его, и тут он поворачивается.

— Что? — Усмехается он, видя, наверное, моё нелепое выражение лица.

— Ничего, — вполголоса отвечаю я.

Мне хочется положить голову ему на плечо и просидеть так долго-долго. Он кажется таким надежным. Он столько всего знает. Он сможет мне всё объяснить, поддержать меня.

— Ладно, — прерывает мои мысли Артём и поднимается на ноги, — поехали, надо засветло вернуться.

Я киваю и касаюсь его руки. Я провожу пальцами по тыльной стороне его ладони, он одёргивает руку и мы едем в город. У проката велосипедов мы прощаемся, и мне опять жутко хочется поцеловать Артёма. Я оглядываюсь — вокруг никого нет. Но он опять как будто случайно отворачивается.

На следующий день у меня всё тело ноет от этой велопрогулки: и ноги, и руки, и спина. Левин даже не смотрит в мою сторону, как обычно. Я понимаю, что это необходимая часть плана, но мне бы хотелось поймать на себе его мимолетный взгляд. Сам-то я всё время украдкой наблюдаю за Артёмом. Я слушаю, как он отвечает на истории и восхищаюсь его эрудицией. Я слежу за ним на физкультуре и не могу не останавливать взгляд на его отточенных движениях. На переменах он, либо сидит один и всё время строчит кому-то СМС, либо болтает с кем-нибудь из самых клёвых девчонок нашего класса. Они всегда улыбаются ему, заигрывают. Наверное, каждая мечтает переспать с ним. Мне становится стыдно, когда я ловлю себя на мысли, что мечтаю о том же. Я убить себя готов — так мне стыдно. Лучше бы вообще было не рождаться, чем потом мечтать о члене одноклассника. Я гоню от себя эти мысли, а Артём так опирается о подоконник, что мне в пору завыть.

Вечером мы с пацанами опять собираемся на железных трубах у турников.

— Ты чо это какой-то вялый? — Спрашивает Влад и хлопает меня по плечу.

— Да на велике вчера катался, всё болит, — отвечаю я.

Я даже не думаю, что говорю что-то подозрительное, но Влад тут же прыскает злобным смехом.

— Чо это ты на велике катался? Ты чо педик что ли?

И все поддерживают его тупым хихиканьем.

— А чо, только педики что ли на великах катаются? — Как могу непринужденно и грубо спрашиваю я.

— Конечно! — Прыскает Влад. — Нормальные пацаны такой херней не страдают!

— А ты чо, правда, что ли катался? Где же? — Противно усмехается Пашок.

И тут уж все начинают меня чмырить.

— Да чо вы пристали! — отшучиваюсь я. — Просто так, попробовал. Херня всё, конечно, этот велик.

— Ты чо, один катался? — Снова начинает ржать Пашок.

— Да я так, по лесу только…