Время быть русским

Итак, нужно ясно понимать, что работа по созданию подобного законопроекта сделана практически впервые. Перед нами, таким образом, — основание для задействования механизма прецедентного международного права. Так что никого не должно смущать, что отдельные статьи закона не имеют каких-то освященных временем аналогов, а сам закон беспрецедентен. Нам пора самим постоять за себя, не дожидаясь, пока это сделает за нас какой-то добрый международный дядя. Примем данный закон — и создадим прецедент, который не раз еще пригодится другим народам мира.

Вторая сложность состоит в том, чтобы ввести в правовое поле России понятия “русский народ” и “русская нация”, каковые понятия в этом поле сегодня отсутствуют. В современной российской Конституции не упоминается “русский народ”. Есть “многонациональный народ России” (абсолютный нонсенс с точки зрения этнологии и права), есть репрессированные народы, есть малочисленные народы, есть коренные народы. Русского народа в Конституции нет. Следовательно, и здесь нам необходим прецедент.

Третья теоретическая сложность состоит в том, чтоб закон был законом, а не декларацией и не публицистическим документом. Это значит, что закон, поскольку он касается национального вопроса, должен соответствовать нормам не только юридической науки. В данном случае есть необходимость обратиться также к научным этнологическим нормам и понятиям, без которых юридические понятия будут мертвы. Между тем, в общественном мнении сегодня эти понятия и нормы не прижились еще, не устоялись. В умах царит полная неразбериха. Приведем только два примера.

Первый. Имеется проект одного федерального закона, полученный из думского источника. В этом законопроекте есть такая статья: “Принадлежность к русскому народу”. И написано дословно: “Принадлежность к русскому народу устанавливается на основании добровольного признания человеком в качестве собственных традиций русского народа, его языка и культуры”. То есть (вынуждены переводить), если человек признает добровольно русский язык, культуру и традиции своими, то он, согласно этому законопроекту, объявляется “русским”. Оставим за скобками русский язык самого составителя, но, думаю, большинству читателей сразу стало ясно, что этот тезис, при всем его великодушии и прекраснодушии, совершенно не годится в качестве юридического норматива. Кто и как будет определять и устанавливать такую принадлежность? Экзаменационная комиссия, особый комитет, паспортистка в милиции или некое доверенное лицо? Как будет доказываться и чем будет подтверждаться эта принадлежность — письменным заявлением? Аттестатом? Справкой из РЭУ? Как ответить в том случае, если мы примем столь неформальный критерий, на самые простые вопросы: сколько русских в стране? где границы обитания русских? как отделить русского — от русскоязычного, русского — от русскокультурного инородца? Профессор В.Козлов, этнолог, доктор наук и лауреат Государственной премии недаром посвятил этой теме специальную статью, которая так и называется: “Русские, русскоязычные, россияне” (“Национальная газета” № 6–7/98). Это три разных понятия, абсолютно разных. Между ними очень существенная граница.

Далее. Как в случае такого подхода объяснить русскокультурному татарину, русскокультурному чеченцу, еврею, украинцу, что они — “русские”, а не татары, чеченцы, евреи и т. д.? Ведь это просто невозможно. Они и разговаривать с нами не станут.

Итак, есть насущная проблема критерия. Она не нова. Подобные проблемы постоянно возникают у социологов и демографов. Эта проблема стоит так: какого типа критерий следует использовать, формальный или неформальный?

Социологами эта проблема была досконально изучена на обширном материале. И вывод таков. В неформальном общении больше походят неформальные же критерии. То есть: в дружеском кругу, в рабочем коллективе, в строю, во время пирушки можно руководствоваться любыми критериями русского. Вот говорит имярек по-русски, считает своей русскую культуру — ладно, пусть будет “русским”. Но в науке неформальные критерии категорически неприемлемы, в принципе недопустимы. В противном случае теряются границы исследуемой группы. Теряется как качественная, так и количественная граница — а значит, теряется сам предмет исследования. Тем более недопустимы неформальные критерии в науке юриспруденции. Ибо закон всегда определяет права и ответственность некоей группы лиц. И если в эту группу начнут зачислять по неформальным признакам, руководствуясь собственным, произвольным пониманием предмета (скажем, “революционным правосознанием” в условиях, например, национальной революции), то это приведет к беззаконию в массовых масштабах. Начнутся тяжбы о том, кто больше русский, кто меньше русский и т. д… Важно осознать раз и навсегда: никаких неформальных критериев в таком деле быть не может. И у нас в законопроекте их нет, используются исключительно формальные критерии.