Время барса

Глостер ударил правой. Маэстро блокировал удар неожиданно жестко, а левая Глостера, вооруженная вторым ножом и летевшая со стремительной быстротой в солнечное сплетение, рассекла пустоту… Удивление смертной тенью упало на лицо Глостера — и застыло оборванным криком: нож Маэстро вошел в правое, незащищенное бронежилетом подреберье мягко, разрывая печень… Глостер рухнул на колени, хватая ртом воздух. Маэстро наклонился к нему, прошептал:

— Ты забыл, что у меня договор со смертью? Лицо Глостера от ранения или страха сделалось белым как саван; обеими руками он зажимал рану и упал бы, но приставленный к шее клинок не давал ему даже пошевелиться.

— Я хочу знать имя Лира, — произнес Маэстро. Глостер молчал. Словно выброшенная на берег рыба, он лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Маэстро оскалился жестко, сделал неуловимое движение рукой с ножом… , Глаза Глостера помутнели от непереносимой боли; сейчас в них не осталось ничего человеческого, только кричащая беззвучно и оттого особенно жуткая мольба прекратить страшную муку.

— Имя Лира? — спросил Маэстро тихо; он был сейчас будто первый из демонов ада, и именно в его власти было-продлить ту муку, что держал он на острие клинка, или отправить бедного грешника дальше, в безвестное небытие смерти.

Глостер назвал имя Лира и тем — выкупил себе скорую смерть. Маэстро двинул рукой, тело Глостера на мгновение напряглось — и безжизненно рухнуло навзничь.

Глостер был мертв.

Глава 65

Дальнейшее Аля запомнила смутно. То, как они прорывались сквозь темные коридоры, как Маэстро чуть не силой тащил ее, полубесчувственную, за собой, как сине-белый огонек пламени расцветал на раструбе ствола бесшумного автомата, рассылая вперед смертоносный свинец и оберегая их этим заградительным огнем, как красиво расчерчивали небо трассирующие пули, как взорвался бензобак громадного, похожего на гигантского жука, «лендровера», как бойцы в масках бежали сквозь ночь и падали, скошенные бесстрастными пулями этой войны. бывшей для всех чужой… Раньше Аля думала, что чужой войны не бывает, теперь… теперь она знала: не бывает чужой смерти. Каждый, умирая, уносит в небытие частичку этого мира, как море — горсть песка. Навсегда.

Маэстро гнал машину на громадной скорости через ночную степь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от места схватки. Аля помнила, как они забрались в этот автомобиль под перекрестным огнем ночной перестрелки, как проломили хлипкие жестяные ворота в дальнем углу пансионата, близ хозяйственных построек, как вырвались в затухающую ночь… Погони за ними не было. Когда твое время отсчитывают не стрелки часов, пусть даже и секундные, а проблески пулеметных трасс, перестаешь обращать внимание на несущественные мелочи… Вроде уносящегося в ночь автомобиля.

Неожиданно тяжелый «лендровер» стал забирать в сторону, теряя скорость.

Маэстро упал головой на руль, заваливаясь всем телом на бок… Аля сумела кое-как выправить машину; автомобиль проюзовал по инерции несколько метров, пока не застыл как вкопанный в неглубокой колее усталым распаленным рысаком.

Маэстро был без сознания. Футболка у него на груди стала мокрой от крови.

Аля сначала подумала, что это от множественных ножевых ранений, но когда она начала перетягивать их найденным здесь же, в угнанной машине, бинтом из аптечки, обнаружила, что Маэстро ранен и в спину, причем серьезно: три черных входных отверстия от пуль и ни одного выходного. Одна из ран пузырилась розовой кровяной пеной при каждом хриплом вдохе: пуля засела в легком. Маэстро был жив лишь чудом. Теперь он умирал. Але хотелось расплакаться от безнадежности ситуации и собственной беспомощности, но слез не было. Впервые за последнее время к ней пришло ощущение жестокой, беспощадной решимости… Оно не сумело еще оформиться в какие-то образы, но одно Аля знала точно: то, за что погиб ее отец, а теперь умирал Маэстро, — иллюзия, но такая иллюзия, ради которой не жалко потерять жизнь, ибо без этой иллюзии мир превращается в жалкое стадо, в скопище жующих жвачных, в свору ненавидимых всеми, ненавидящих друг друга существ.

— Где мы? — Маэстро открыл глаза, как только девушка попыталась подвинуть его с водительского места.

— Не знаю. В степи. Потерпи. Пожалуйста, потерпи… Я сейчас… Мы…

Сейчас я сяду за руль.

Аля боялась погони. Те, кто напал на особняк и вступил в бой с людьми Глостера, не были бандитами, это очевидно. Тогда — кто они? Силовые спецподразделения, подчиняющиеся местным властям? Что будет, если они уже выслали погоню и скоро захватят и ее, и тяжелораненого Маэстро? Ни в какую справедливость со стороны любых властей Аля не верила давно; да и поднять вертолеты на охоту за нею и Маэстро тоже вряд ли было возможно без приказа или хотя бы разрешения тех же самых властей. Впрочем… Эти мысли не вызвали у Али никаких эмоций, даже горечи: в наше убогое время люди чести стали такой же редкостью, как и снежные барсы, а потому зеленые банкноты, сложенные пухленькой стопкой, перевешивали любые погоны. Даже золотые.