Автомобиль плавно прокатился между двумя рядами красиво постриженных кустов; цельнометаллические ворота при его приближении плавно отъехали в сторону, движимые неслышными мощными электромоторами.
— Прямо благолепие и лепота непередаваемая, — чуть кривляясь, с придыханием произнес Глостер.
— Красиво жить не прикажешь, — отозвался расхожей фразой Мишаня, искренне радующийся тому, что непонятная мутная блажь слетела с хозяина.
— Немудрено, что Ричард здесь стал похож на роттердамского кота, уставшего от сметаны. А, Мишаня?
— Я же говорил? Ричард был еще тот ходок! — улыбчиво подтвердил водитель.
Умело припарковался у крыльца длинного, в колониальном стиле южноамериканских штатов, дома; вернее, так могло показаться только на первый взгляд, ибо стиля у дома не было вообще, в нем царила такая эклектика, что, .. Колонны и мощный фронтон сталинского псевдоампира, длинные балюстрады с обеих сторон, но с окнами, закрытыми мансардными ставнями аlа France, словно украденными из декораций оперетты «Фиалка Монмартра»; и все это венчала современная, из пластика и не пойми еще чего «черепичная» крыша… Ну да, и окна (вернее, как принято теперь называть, «евроокна») конечно же не пропускают пыли, шума и тараканов. Сколько людей, скрытых в их тонированной тени, внимательно наблюдали сейчас за автомобилем?..
— Тебе за перышком далеко нагибаться? — спросил Глостер Мишаню.
— За поясом.
— Ну-ну.
Водитель уже приоткрыл дверь, когда Глостер спохватился:
— Да, и не забудь меня представить!
— Простите, а как?
— Товарищ Ильин. — Глостер закатил глаза, словно прислушиваясь к звуку новообретенного, пусть и не надолго, имени, даже посмаковал губами, будто пробуя и на вкус тоже. — Да. Товарищ Ильин. Человек из Центра. Уразумел?
— Угу. — Водитель помялся, но самую чуточку. — Извините, босс… Мне что, Жоржика сразу мочить, безо всяких соплей?
— Кровожадный ты какой-то, Мишаня. Сразу не нужно. Особенно во дворе.
Сердечко мне вещует, за темными стеклышками не ангелы в белых воротничках затаились, а совсем наоборот, черти в кожаных передниках. — Он подумал и заключил:
— А может, так оно и хорошо?..
Что «хорошо», Мишаня спросить не успел: Жоржик, вернее, здесь и сейчас уже Георгий Георгиевич в сопровождении двоих атлетов в шортах неторопливо поспешал к автомобилю: легкие, свободные джутовые штаны, ботинки на каучуковой подошве, белая тенниска… Загорелый почти до черноты, гибкий, уверенный, он словно сошел с Гавайских пляжей в наше «домотканое далеко», не успев подрастерять ни красы, ни лоска.
Глостер нарочито восхищенно округлил глаза:
— Это же просто Педрос Гомес какой-то! А почему без гитары?
Мишаня вылез из машины, пошел навстречу начальнику охраны.
— Ну и в чем проблема? — произнес Жоржик откровенно фамильярно, причем фамильярность эта распространялась только в одну сторону, на подчиненного, и тем напоминала даже не хамство — невысказанную, но и не особенно скрываемую брезгливость. Рядом с Мишаней, длинноруким, долговязым, костистым, с растоптанными ступнями сорок последнего размера, с шишковатой башкой и длинным лошадиным лицом, Жоржик смотрелся натуральным супером, сверхчеловеком; он и сейчас был словно живая рекламная картинка: стоял расслабленно, чуть щурясь на солнце, обнажив в улыбке безукоризненные зубы: «Теперь мы предлагаем новый „Блендафреш“! Тройная защита для всей семьи! А раньше мы продавали вам фигню!»
Мишаня едва сдержал гнев. Этого Глостер не заметил, но почувствовал.
Почувствовал и Жоржик, причем чужая бессильная ярость доставляла ему явное удовольствие.
— Что сопишь, болезный? Зубы языку мешают? Так чистить их нужно было в детстве, а не гудрон жевать, жеваго! В чем проблема, я спрашиваю?
Мишаня собрался, ответил абсолютно спокойно:
— Да никакой проблемы, Георгий Георгиевич. Босс с московскими там…
Видать, старые кореша, — при слове «кореша» Жоржик поморщился, как от острой зубной боли; а Мишаня продолжил:
— Короче, слово за слово, ну и спустились к морю, расслабиться после перелета. У москалей сейчас дожди, им такая погода в радость. Ну и, понятное дело, пацанок сразу под сняли, наш-то мимо не проскочит, да и московский, видать, хват! Вот, послал за резинками, ну и за прочим. Ты же знаешь его закидоны…
— А чего мутил, сразу не сказал?
— По трубке? Чего я, дебил совсем? Жоржик только скривился презрительно:
— Осторожный стал?.. Где ты ахинею, что мне по мобильнику вкручивал, подцепил? Насчет прослушки?
— Читал. В журнале.
— Слышь, Боксер, он читать умеет! А по роже не скажешь. Ладно, пошли… Ты знаешь, где у босса… причиндалы? — В голосе Жоржика снова прорезалась теперь уже нескрываемая брезгливость, какая только и может быть у «норма-а-ального пацана» к слуге и шмаровозу.
— Ну. В кабинете, во второй комнате. Запасные ключи должны у тебя быть.
— Пошли.
Они уже двинулись было к домику, когда Мишаня подбавил:
— Да, тут со мной человек из московских…
— Человек? Какой человек?
Глостер появился из машины сияющий, как начищенный серебряный полтинник.
— Сергей Ильин, — представился он, но руки не протянул.