Впрочем, как и человеческий мозг, способный – вместе с другими, более чувствительными частями тела типа динь-диня – ненавидеть жизнь, при этом делая вид, будто он ее любит, и вести себя соответственно: «Кто-нибудь, пристрелите меня, пока мне хорошо!»
Килгор Траут, сын орнитолога, написал в своих мемуарах «Мои десять лет на автопилоте»:
Траут – единственный человек, относивший фидуциариев к птицам. А вообще это слово (от латинского
Но птица – не птица, а подобное создание и вправду не может существовать в нашем мире: именно из-за мозгов, и динь-диня, и прочего. Так что сейчас, летом 1996 года – независимо от времетрясения, потому что так было и будет всегда, – доверительные хранители капитала, явно не заслуживающие доверия, прибирают себе в карман миллионы и миллиарды и тратят деньги на что угодно, но только не на создание рабочих мест, и не на обучение людей, которые могли бы работать на этих местах, и не на воспитание молодежи и не на заботу о стариках.
Ради бога, давайте поможем нашим напуганным людям справиться со всем этим, как это ни назови.
Зачем тратить деньги на решение проблем? Но деньги, они для того и
Надо ли перераспределить наше национальное богатство? Оно и так перераспределяется постоянно – между малым количеством людей, – причем совершенно бесполезно.
Кстати замечу, что мы с Килгором Траутом никогда не использовали точку с запятой. Этот знак препинания, он вообще ничего не делает, не несет на себе никакой смысловой нагрузки. Это трансвестит-гермафродит.
Да, и любая мечта о том, чтобы о людях заботились лучше, превращается в такого же трансвестита-гермафродита, если у нас нет реального плана, как обеспечить каждого человека заботой, вниманием и поддержкой – в общем, всем тем, что мы получаем в большой семье. Сочувствие и понимание в большой дружной семье встречается значительно чаще, чем в огромной нации. В большой семье
Я такой старый, что еще помню те времена, когда неприличное слово на «е» считалось настолько заряженным скверной энергией, что ни одно уважаемое издательство не взялось бы печатать книгу, в которой оно употребляется. То же самое относилось и к вполне невинному слову «жопа». Еще один старый анекдот: «А нам в школе сказали, что нет такого слова – «жопа». Но как же так: жопа есть, а слова нет?!»
Столь же опасным и непристойным считалось слово, которое все-таки можно было произносить в приличной компании при условии, что в голосе говорящего звучало искреннее отвращение или страх. Я имею в виду слово «коммунизм», означающее род деятельности, распространенной среди примитивных народов, практикующих этот самый коммунизм повсеместно и так же невинно, как процесс, обозначенный словом на «е», и милый обычай посылать друг друга в жопу.
Так что известный сатирик Пол Красснер придумал весьма элегантный способ выразить свое отношение и к ура-патриотизму, и делано пуританским манерам своих соотечественников, когда во время нарочито безумной войны во Вьетнаме стал печатать красно-бело-синие наклейки на бамперы с надписью: «КОММУНИЗМ – В ЖОПУ!»
Помню, как ругали мой роман «Бойня номер пять» за то, что там есть выражение «еб твою мать». В начале книги был такой эпизод: после очередного сражения четверо американских солдат оказались за позициями немцев. Они брели наугад, пытаясь выйти к своим, и кто-то выстрелил по их четверке. Трое укрылись в канаве, а четвертый застыл столбом прямо посреди дороги. И один из его друзей крикнул ему: «Еб твою мать, уйди с дороги!»
С тех пор как эти слова напечатали в книге, матери взрослых сыновей с опаской поглядывали на друзей своей сыновей.
Я, разумеется, понимаю, что общераспространенное отвращение, которое даже теперь (и, возможно, уже навсегда) пробуждает в нас слово «коммунизм» – это нормальная, здоровая реакция на жестокость и идиотизм советских диктаторов, которые называли себя
Однако нам, детям Великой депрессии, по-прежнему кажется, что зверства тиранов – еще не повод относить само слово «коммунизм» к разряду неприличных. В самом начале оно означало для нас всего лишь возможную разумную альтернативу краху американской фондовой биржи.