Времетрясение

А потом Питер Либер передал все дела сыну, моему деду по матери, и вернулся в родное полушарие. Решил, что там ему нравится больше. Кстати, помните ту знаменитую фотографию из наших школьных учебников, где иммигранты, приехавшие в Америку, вроде как высаживаются на берег? Так вот, мне говорили, что на этом снимке люди на самом деле садятся на корабль, чтобы вернуться домой.

Это полушарие – вовсе не рай на Земле. Здесь моя мать покончила с собой, здесь упал с моста поезд, в котором ехал муж моей сестры.

27

Траут сказал мне, что первый рассказ, который ему пришлось написать заново после того, как времетрясение перебросило его обратно в 1991 год, назывался «Собачий корм». В нем говорилось о безумном ученом по имени Флеон Суноко, работавшем в научно-исследовательской лаборатории при Национальном институте здравоохранения в Бетесде, штат Мэриленд. Доктор Суноко был уверен, что у всех «башковитых» людей в голове установлен крошечный радиоприемник и что все гениальные идеи передаются в их гениальные головы откуда-то извне.

«Этим умникам наверняка кто-то подсказывал», – сказал мне Траут в «Занаду». Он так мастерски изображал бесноватого доктора Суноко, что, казалось, и сам верил в то, что где-то есть некий огромный компьютер, который посредством радиоволн подсказал Пифагору о соотношении между сторонами прямоугольного треугольника, Ньютону – о силе тяжести, Дарвину – об эволюции, Пастеру – о микробах, Эйнштейну – о теории относительности, и т. д., и т. п.

«Может быть, этот компьютер, где бы он ни был и чем бы он ни был, лишь притворяется, будто он нам помогает. Может быть, на самом деле он пытается нас убить – перегрузить наши тупые мозги, которые просто не выдержат столько думать», – сказал Килгор Траут.

Траут сказал, что он был вовсе не против написать «Собачий корм» еще раз. И «Собачий корм», и еще триста с лишним рассказов, которые он сочинил по второму разу и опять выкинул на помойку до того, как нас снова пришибло свободой воли. «Писать, переписывать – мне без разницы, – сказал он. – Вот смотри, мне уже восемьдесят четыре, а меня по-прежнему радует и увлекает сам процесс. Причем увлекает и радует точно так же, как и тогда, когда мне было всего четырнадцать, и я вдруг обнаружил, что если взять ручку и положить перед собой чистый лист, то рассказ пишется сам собой».

«Хочешь знать, почему я называюсь Винсентом Ван Гогом? – спросил меня Траут. Тут, наверное, стоит упомянуть, что настоящий Винсент Ван Гог, нидерландский художник, какое-то время жил и работал на юге Франции. В настоящее время его картины считаются ценнейшими сокровищами мирового искусства и стоят каких-то неимоверных денег, а при жизни художнику удалось продать всего-навсего две работы. – Вовсе не потому, что он, как и я, не заморачивался на свой внешний вид и питал отвращение к женщинам, хотя, безусловно, это тоже немаловажно».

«Самое главное, что нас объединяет с Ван Гогом, – продолжал Килгор Траут, – это его и мое отношение к тому, что мы делаем. Он писал картины, которые поражали его самого – поражали своей выразительностью и значимостью, – хотя все остальные считали, что эти картины не стоят и ломаного гроша. А я сочиняю рассказы, которые поражают меня, хотя все остальные считают, что моя писанина не стоит и ломаного гроша».

«Чего еще желать от жизни?!»

Траут не нуждался в признании. Он был сам себе и писателем, и благодарным читателем. Благодаря этой самодостаточности он совершенно спокойно воспринял времетрясение и даже ни капельки не удивился. Для него это была просто очередная дурацкая выходка мира за пределами его личной вселенной. Очередной идиотизм бытия, такой же бессмысленный, как войны, крах экономики, эпидемии чумы, приливные волны, звезды телеэкрана и далее по списку.

Я так думаю, что в тот момент, когда нас всех снова накрыло свободой воли, Траут именно потому и остался единственным здравомыслящим человеком на всю округу – вблизи Академии, – что он в отличие от подавляющего большинства не видел особенной разницы между жизнью-оригиналом и жизнью-копией.

Для большинства из нас этот десятилетний повтор после времетрясения был сущим адом, а Траута он практически не затронул. Вот что писал Килгор Траут в своих мемуарах «Мои десять лет на автопилоте»: «Я и без всякого времетрясения знал, что жизнь – форменное дерьмо. Я знал это с детства. Мне было достаточно исторических книг и многочисленных изображений распятого Христа».

Но вернемся к рассказу «Собачий корм». Доктор Флеон Суноко, человек независимый и состоятельный, нанимает грабителей могил, чтобы те добывали ему мозги недавно скончавшихся членов «Менса», клуба интеллектуальной элиты, куда принимают людей с высоким IQ, то есть коэффициентом умственного развития. Этот коэффициент определяется с помощью специальных тестов и отделяет истинных интеллектуалов от дремучего люмпен-пролетариата, от всяких там Джо и Джейн с интеллектом на «шесть банок пива».