Временно исполняющий

Тимофеев конечно же знал, что на участке третьей заставы в довоенное время было немало попыток переброски службой абвера своей агентуры в Советский Союз. С недавних пор обнаружились некоторые свидетельства того, что к бывшей переправе проявляет интерес спецслужба одного государства.

— Не то, что вы думаете, — ответил Тимофеев.

— Перестань, Геннадий Михайлович, тень наводить. Почему он там?

— Вдвоем с Лазаревым они там. Форсируют ремонт. Батареи отопления до сих пор не задействованы.

— Так что — они сами батареи меняют?

— Зачем же. С «объекта» временно сняли строителей.

У Карпова от негодования сдавило горло.

— Ну-ну! Молодцы! Чем еще меня порадуете? Какие новостишки подбросите?

— Больше никаких. Да, Суров просил не давать ходу рапорту Духарева. Я его поддерживаю. Разумеется, мы без вашего согласия решения не примем, Павел Андреевич. Но я думаю, что вы не будете против.

Когда Карпов выходил из себя, ему нужно было каким-нибудь физическим действием снять с себя груз отрицательных эмоций: стукнуть кулаком по собственной коленке или сжать пальцы с такой силой, что ногти впивались в ладони. В последнее время он особенно чувствовал, что нервы у него стали сдавать. Чтобы не сорваться, он изо всей силы сжал трубку телефонного аппарата.

— Послушай, — сказал он тихим голосом. — Передай Сурову вот еще что: пусть прекратит самодеятельность. Он еще не начальник отряда, он меня замещает, меня. Пусть этого не забывает.

— Хорошо, Павел Андреевич, — отозвался со вздохом Тимофеев. — Передам.

На том разговор и закончился. Выйдя к ожидавшей его на воздухе жене, он уже принял решение немедленно возвращаться в отряд. «Помощнички! Таким доверься — по миру пустят. Не расхлебаешь потом. Оба — чужие, без году неделя в отряде…»

— Что случилось? — с тревогой спросила Анфиса Сергеевна, увидев разволновавшегося мужа.

Павел Андреевич подробно пересказал ей свой разговор с Тимофеевым, добавив, что ему следует немедленно возвращаться в отряд.

— Пойдем собираться, — сказал он и направился к парку.

— Темно уже. Через парк неприятно идти.

Анфиса Сергеевна была, конечно, против немедленного возвращения в отряд и, предлагая идти в санаторий по дальней дороге, рассчитывала переубедить мужа.

— Да ничего страшного, — сказал с усмешкой Павел Андреевич. — Я ведь как-никак пограничник.

Некоторое время шли молча. Наконец он решился:

— Почему ты против?

Анфиса Сергеевна искоса посмотрела на мужа:

— Случилось что-нибудь?

— Не хватало еще, чтобы что-то случилось!.. Они же — и Суров и Тимофеев, главное, конечно, Суров — подрывают мой авторитет. Я приказал одно — они делают другое. Сурову определенно на моих костях хочется сделать карьеру! Как же: начальник отряда — бездушный человек! Не то, что я. Солдаты мерзнут?! Какой ужас! Сей момент снять строителей! Хороший офицер уходит? Кошмар! Не пущать!

Стал накрапывать дождь. Анфиса Сергеевна остановилась, достала из сумки зонтик и, раскрывая его, как-то очень спокойно сказала:

— А может быть, прав не ты, а Суров?

— В чем прав?

— Не кричи, Паша. А то снова в милицию заберут. — Она улыбнулась.

Обычно напоминание об эпизоде семилетней давности возвращало Павлу Андреевичу душевное равновесие, он тоже начинал улыбаться, вспоминая порозовевшего от испуга молоденького милиционера, когда тот ошибочно задержал его вместо разыскиваемого уголовника, привел в отделение и выяснил, с кем на самом деле имеет дело. Сейчас же Павел Андреевич, перехватив у жены зонтик и взяв ее под руку, тихо, но с тою же горячностью повторил свой вопрос:

— В чем Суров прав? В чем? Говори!

— Люди в самом деле мерзнут. Суров прав. Подождет твой домик. Да и Духарев…

— О-ох, — вздохнул Павел Андреевич, — самое тяжелое, когда и ты перестаешь понимать меня. — И тоном, каким родители в двадцатый раз объясняют детям правила поведения за столом, стал говорить: — Во-первых, домик нужен не мне, а тем же солдатам, которые сейчас мерзнут, как ты изволила выразиться. Мысль о сооружении этого своеобразного профилактория мне первому пришла в голову, и я решил претворить ее в жизнь. Такой уж я человек, Фиса: мне во всем хочется быть первым. Не побранят меня и офицеры, если, к примеру, в выходной день порыбалят на Круглом, с семьей побудут, почитают, отоспятся. А то, что сейчас у Пестрака, как говорится, некоторый дискомфорт, так это же дело временное. И это все-таки солдаты, а не тепличные растения. Вспомни, с чего мы с тобой начинали. В полуподвальной клетухе с печным отоплением. Весь день горел свет, потому что без солнца.

— Когда это было? Четверть века назад.

— Забывать не стоит. Грех забывать прошлое. Нас на трудностях воспитывали.

— Но не следует создавать их искусственно.

Дождь усилился, но Павел Андреевич, казалось, не замечал его. Анфиса Сергеевна повернула к беседке, крыша которой блестела под одиноким фонарем.