Времени нет

— У Круглякова рассечена брова, — констатировал комментатор, — но разве кто-то будет останавливать бой из-за такого пустяка? Все ждут зрелищного нокаута. В том, что сражение завершится иначе, почти нет сомнения. Шевченко продемонстрировал невиданный напор, а значит, намерен идти до конца. До цифры девять из уст рефери. Кругляков же бережет силы для главного удара. Может, об этом ему сейчас говорит тренер, вот вы видите на экране.

Зато достался магазину где-то посередине следующего раунда. Над стеклянными дверями мигала лампочка, окрашивая коврик с логотипом компании у входа то серым, то бежевым. Табличка на дверях сообщала: «Открыто». Схватив телефон и пакет с «неправильным» товаром, Затойчи хлопнул дверцей машины и поспешил внутрь.

У входа клиента встретили настенные часы в форме кронекорка. Минутная стрелка свидетельствовала, что Затойчи опоздал. Но голос комментатора, звучавший у стойки, убеждал, что его опоздание могло быть и больше — продавец все равно не пошел бы. Опершись обоими локтями в стойку, парень в желтой форме следил в ноутбуке за кулачным общением миллионеров.

— Три, — сказал комментатор.

Зато одним прыжком оказался возле продавца и вернул ноутбук к себе.

Виктор Шевченко упал на коленях в центре ринга, а рефери отсчитывал ему секунды до поражения.

Затой почувствовал на губах кисловатый привкус измены. Сегодня ушла Иванка, которая много лет была Шевченко ближайшей помощницей, советчицей и поддержкой, сам Затойчи оказался далеко, когда он был так нужен, а семья Шевченко… После смерти его матери все изменилось: Шевченко с семьей жили на пересекающихся параллельных прямых. только волей случая. И теперь босс, который в свое время помог Затойчи, предложив достойную работу, когда тот после ранения оказался на улице, босс, доверивший Затойчи собственную жизнь, теперь этот босс лежит там, на холодном ринге, в окружении чужих болельщиков, и никакие деньги не могут спасти его от одиночества.

— Четыре, — сказал комментатор.

3.19

— Четыре! — кричал рефери.

Эдем стоял на коленях, а сверху, расфокусированный, мужчина в голубой рубашке с черной бабочкой демонстрировал ему ладонь в серой перчатке.

«В следующий раз оттолкни его и беги. Их трое, а ты один», — советовал Эдему парень из старшего класса. Эдем сидел на корточках, собирая разбросанные учебники и остатки свободы, чтобы не расплакаться. Старшеклассник подал ему тетрадь с отпечатком ботинка, и Эдем сосредоточился на том, чтобы оттереть след.

Рядом мелькали ноги учеников в черных брюках, джинсах и колготках. Кто-то даже споткнулся об Эдеме.

"Или найди себе сильных друзей", — добавил старшеклассник.

Прозвенел звонок. Старшеклассник закинул рюкзак на плечо и двинулся на второй этаж. Эдем украдкой наблюдал, как идет. Вот такого друга ему не мешало бы завести. Чувствуя, что еще немного — и он расклеится, Эдем кое-как сунул учебники в портфель и встал.

— Пять! — кричал рефери.

«Я предупреждал тебя — условий его на признание, — упрекал Эдему партнер фирмы. Его лицо было высечено из мрамора и казалось неестественным, когда квадратные челюсти начинали двигаться. — И что теперь? Десять лет».

Мимо проходили коллеги с пластиковыми папками, стаканчиками кофе в руках и пропусками на шеях. Каждый делал вид, что публичный выговор Эдему его не касается.

«Твое упрямство — это удар по репутации фирмы, удар по ее прибылям. Это сознательный шаг вниз, в то время как другие юристы изо всех сил тянут его вверх».

Эдем смотрел себе под ноги. Наконец лакированные туфли партнера фирмы исчезли из виду. Не поднимая взгляда, Эдем вошел в туалет, заперся в кабинке и долго стоял, опершись на бачок и слушая, как течет вода.

— Шесть! — кричал рефери.

«Мы были друзьями. Но потом кое-что произошло», — Артур составляет бессмысленный пасьянс. Сколько времени сам Эдем просидел когда-то в этом кресле, ожидая, пока человек закончит работу, которого он имел за друга. Он, думал Эдем, будет рядом через несколько минут перед началом самого страшного путешествия. Он, рассчитывал Эдем, приступит к организации его похорон.

— Семь! — кричал рефери.

„Это безумие! — уверяла Инара минуту назад. — Зачем вы продолжаете?

Эдем едва разобрал ее слова в этом хоре голосов. Ему прополоскали рот, и он сплюнул бурую жидкость в ведерко. Незнакомые руки вытирали плечи. Накачанный парень с голубой повязкой на лбу что-то ему объяснял. Эдем кивал, но на самом деле слышал только слова Инары.

«Это безумие», — повторяла она.

Инара и не подозревала, насколько была права. Эдем охватил безумие ненависти.

Он сражался за мальчишку, которого обидели одноклассники. За юриста, которого ругают при коллегах. За мужчину, получившего нож в спину от лучшего друга. Он дрался из-за приговора, вынесенного врачами. Из-за того, что в жизни не было той вдохновенной заключительной речи в суде, которая меняет взгляды и судьбу. Из-за ребенка, который мог родиться у них с Инарой. Из-за жизни, составленной по графику, в котором не оказалось места для счастья. Он сражался потому, что не дрался много лет. Потому что это, вероятно, было его последнее сражение.