Глаза Саатчи моргнули и изменили цвет с пламенного на пепельный.
В перегородку постучали. Охранник показал, что Эдему снова звонят на мобильник, но, увидев лицо президента, смущенно отвернулся.
— Отвечаю. Это есть в пункте 1.3 договора, — продолжил джин. — Твоя душа переходит из тела ко мне с того момента, как я выполню твое условие соглашения. Если лекарства от твоей болезни появятся сразу, в этот момент, — это не будет иметь никакого значения. Согласно условиям соглашения, твой последний день — завтра. Если тебя, конечно, не убьют сегодня. Поэтому постарайся этого не допустить. Ну-ну, что за кислая физиономия? Я знаю эту эмоциональную нестабильность в чужом теле. Пахни, только не впадай пока в истерику.
— Почему ты не сказал сразу? — в горле пересохло, в висках застучало.
Глаза моргнули.
— А разве тогда это имело для тебя какое-нибудь значение? Ты в тот вечер собирался самостоятельно завершить свой жизненный путь. Я и так подарил тебе четыре дня.
Машина замедлила ход и остановилась. Больница горела в сумерках, как зажженный великаном сотовый фонарь. Поднялся шлагбаум, пропуская президентскую кавалькаду на стоянку.
— Моя очередь задать тебе вопрос. Один маленький вопрос о планах на завтра. У тебя было время поразмыслить. Кем ты хочешь быть завтра, в последний день? — продолжил джин, и его глаза стали человеческими, круглыми, как у ребенка, познающего мир. — Не ограничивай свои фантазии. Может, владельцем гарема? Или малышом в любящей семье, который не будет помнить, что у него времени только до полуночи? Или, наоборот, отцом двенадцати детей — вот ты и узнаешь в полной мере, что значит быть семейным человеком. Можно пехотинцем в день спецоперации, который ворвется с оружием в состояние врага, не опасаясь за свою жизнь? Кем ты хочешь стать завтра? У тебя есть ответ?
Охранники высыпали из передней машины и оцепили автомобиль Эдема. Но никто не спешил открывать ему дверцу — ждали сигнала от коллеги по президентскому авто. Ждать им пришлось дольше обычного.
— Есть, — ответил наконец Эдем. — В свой последний день я хочу быть самим собой.
4.12
— А если бы ты была акробаткой в цирке Дю Солей?
Инара вытянула ногу и прочертила в воздухе восьмерку бесконечности, оценивая упругость собственных мускул.
— Я бы не позволила родителям приходить на спектакли, чтобы из цирка они не получились седыми. Я бы никогда не флиртовала с партнером, чтобы у него не закралась как-то мысль не поймать меня. Я бы оставляла себе на память карту каждого города, куда мы приезжали с гастролями, а на старости оклеила бы всю свою квартиру этими картами как обоями. И в минуты одиночества они напоминали бы мне, что вместо своей семьи я получила целый мир.
Эдем был поражен практичностью ее суждений.
— Теперь моя очередь. Будь ты именным партнером в «Бейкер Маккензи»?
Эдем погрузил ладонь в теплый песок. Думать об этом было приятно.
— Это значит, что я прославил фамилию своих родителей. Это меньше всего, что я мог бы для них сделать за их решение, принятое однажды в тесном детском приюте.
Они лежали на одном покрывале, наблюдая, как солнечный диск в красном мареве касается желейного моря, и играли в «А если?» Волны щекотали их пятки, а их бедра, касаясь, — их мысли. Это была первая совместная поездка к морю — незапланированная вылазка на выходные, клад, купленный на студенческие копейки.
— Это не ответ. Я не спрашиваю, что бы это означало, я спрашиваю, что ты сделал бы, — настаивала Инара.
— Ну ладно. Я бы подружился со старым наставником, и после каждого успешного дела мы пили бы виски на балконе с видом на Днепр и курили сигары. Я бы до самой отставки не прекращал тщательно готовить заключительное слово. О, какие бы это были речи! Из тех, что заставляют затаить дыхание и поверить в лучшее в человеке. И благодаря мне невинные люди поверили — в этом мире все же существует справедливость.
Эдем оперся на локте, делая вид, что наблюдает за чайкой над волной, а на самом деле проверяя, не вызвала ли описанная им картина улыбку у Инары. Но с ее лица не сходила печать безмятежности. Вот один из тех дней, ради которых стоит жить, подумал он. — Что бы ни произошло, как бы ни сложились наши судьбы, этот день с рыжей девушкой на пляже, которая лежит на песке, полузакрыв глаза и слушая мои фантазии, — этот день навсегда останется особенным»…
«А вспоминает ли она об этом дне?» — думал Эдем сейчас, наблюдая, как Инара просматривает бумаги.