Обалдевший от такой наглости потомок Моисея не нашелся, что ответить… К этому моменту он настолько налился кровью, что, казалось, сейчас лопнет. Его оппонент, напротив, был бледен, как покойник.
Иудей заверещал:
– Прошу вас немедленно выйти вон и не мешать мне работать!
Вместо ответа римлянин внезапно дал ему звонкую пощечину, за что тут же получил в ответ неуклюжую, но тяжелую оплеуху. Зрители восторженно взревели, а медицинские светила начали демонстрировать навыки рукопашного боя. Урсусу хватило бы авторитета, чтобы немедленно прекратить свару, но… Антон Сергеевич с детства недолюбливал людей этой профессии.
* * *
Когда ему было лет восемь, у него разболелся зуб, щека распухла. Оказалось, что это и есть «флюс». Когда мать привела его к зубному, тот бесцеремонно полез волосатыми, крепко пахнущими табаком и тройным одеколоном пальцами в рот и, потыкав в зуб противными иголками так, что у Антошки потекли слезы, спросил:
– Как он спал эту ночь?
– Ну как… Я ему анальгинчику дала. Он и уснул…
Врач сказал:
– Ты, брат, рот закрывай уже, – и пошел мыть руки. – Когда ночь спать не сможет, тогда на утро приведешь.
– Как же так? Ребенок ведь… – пролепетала мать.
– Рано еще, – отрезал доктор. – Не созрел гнойник, нельзя пока зуб рвать. Сказано, после бессонной ночи. Следующий!
* * *
Гладиаторы и легионеры от всей души потешались. Не часто им приходилось наблюдать за тем, как дерутся между собой представители мирных профессий. Но после пары минут военных действий, сводившихся к тому, что иудейский воин пытался реализовать преимущество в массе и подмять противника под себя, а римлянин, понимая эту опасность, старательно уходил от ближнего боя, выставляя в сторону лица противника острые кулачки, зрители заскучали. Тогда один из легионеров встал между дерущимися и начал увещевать:
– Господа лекари. Хватит. Довольно! Солидные же люди… Примиритесь.
Господ лекарей не пришлось долго уговаривать, они разошлись в разные стороны, одергивая на себе одежды, ворча под нос и отдуваясь.
– Итак, господа, позвольте мне рассудить вас, – сказал тогда Урсус. – В качестве шовного материала я предпочту шелк мэйд ин Чайна. Надеюсь, этот тот случай, когда китайскому качеству можно доверять.
– Ты не пожалеешь! – обрадованно закричал римлянин, бросая на иудея торжествующие взгляды. – Это лучший китайский шелк. За один моток заплачено шесть сотен казенных динариев.
– А вот операцию я доверю иудейскому специалисту, – продолжил Урсус. – Ибо, полагаю, он лучше знает, какое именно лечение нужно гладиатору, а не легионеру.
Польщенный лекарь даже поклонился немного, пряча довольную улыбку.
– И примиритесь, господа. Как говаривал кто-то из философов, один хороший лекарь стоит тысячи воинов. Не хотелось бы, чтобы такие могучие силы враждовали между собой.
Испросив у Гнея разрешения, Урсус пригласил гарнизонного лекаря на торжественный ужин в ознаменование очередного дня игр. Там эскулапы выпили мировую, а потом уединились в беседке в конце сада, прихватив с собой кувшин фалернского. Из-за стола их выгнали, потому что уж слишком громко принялись они обсуждать преимущества и недостатки различных конструкций пил для ампутации конечностей.
В самый разгар вечеринки Берцеллиус подозвал к себе Урсуса. Когда раб подошел, хозяин, не вставая с ложа, сделал знак приблизиться. Урсус хотел было наклониться, но боль в боку не дала ему это сделать. Видя неудобства гладиатора, ланиста и не подумал приподняться.
– Ну же! – требовательно произнес он и щелкнул пальцами. Сегодня он был пьян больше обычного.
Тогда Урсус, скрепя сердце, встал на одно колено. Гней сказал со скабрезной ухмылкой:
– Эх, Урсус. Завидую я тебе. Сегодня тебя снова кое-кто поджидает…
– Самаритянка? – обрадовался Урсус.
– Нет. С чего ты взял? Не надоела еще тебе эта шлюха? Сегодня благородная римлянка. Вдова того самого легионера, которого ты убил у акведука…
Урсус резко встал. В боку резануло.
– О времена, о нравы! – вскричал он с отвращением. На русском он выразился бы конкретнее…
Гней хохотнул:
– Что ты? Ничего особенного… Понятно, она не очень ладила с супругом и хочет отблагодарить своего избавителя. Матрона получила неплохую компенсацию за гибель кормильца на государственной службе, может себе позволить.
– Я не пойду, – твердо сказал Урсус.
Гней со стуком поставил кубок, который держал в руке. Вино плеснуло на стол. Перекосившись от ярости, он зашипел:
– То есть как это не пойдешь?
– Как ты себе хочешь, а не пойду! – твердо ответил Урсус.
Присутствующие начали обращать на них внимание. Что-то смекнув, Гней сменил гнев на милость. Лицо его разгладилось.
– Будь по-твоему. В конце концов ты ранен. Поправишься – вдвойне отработаешь мой сегодняшний убыток. Ступай!
Он отвернулся и, как будто тут же забыв о своенравном рабе, потянулся к кубку.
Этот разговор окончательно испортил Антону Сергеевичу настроение. До этого он пил и никак не мог прогнать мысли о сегодняшнем убийстве. Утешение, что все нереально, совершенно перестало работать…