Времена меняются

— Смотри, Сулейман, нах, относись к работе хорошо, нах, води аккуратно, аварийных, нах, ситуаций не допускай. Наш Дорогомиловский особый, нах, район, тут все начальники страны, нах, живут и каждый день с работы и на работу ездят. Будешь хорошо, нах, работать станешь, нах, руководить нашим автохозяйством. Вы же муслимы, нах, не пьёте? Вот! А у наших мужиков в этом главная беда. Как деньги получил, так в запой, и пиздец! В общем, завтра выходи к шести нуль-нуль, как штык.

Москва. Двор дома № 24. Владимир Рыжиков. 4 сентября

Рано утром Владимир Рыжиков, которому выпало возить Председателя ГКБ в этот день, курил у двери оперативной чёрной «Волги» в ожидании шеф. Юрий Владимирович почему-то задерживался сегодня. Вот уже и Леонид Ильич поздоровался и тайком покурил в машине Андропова, вот машина Брежнева покинула двор, а Юрия Владимировича всё не было.

Андреич, как уважительно звали старшего водителя Председателя КГБ, ещё раз окину цепким взглядом двор. Еще по-летнему густая и зелёная листва клёнов скрывала большую часть двора, но всё, что нужно, было видно прекрасно. Тем более что Андреич знал этот двор как свои пять пальцев. Вот только почему-то около мусорных контейнеров уже целый час стоит мусоровозка. Надо бы подойти и проверить, а то как-то подозрительно.

Не успел Андреич додумать мысль до конца, как от мусоровоза отделилась мужская фигура и направилась в его сторону. Мужчина, скорее даже молодой парень лет двадцати, кучерявый брюнет среднего роста в грязном ватнике и испачканных белилами сапогах. Выглядел типичным кавказцем из какого-нибудь горного аула. Вот только цепкий взгляд глубоко сидящих глаз Андреичу показался подозрительным. Машину с мусором и документы водилы он проверил ещё час назад. Машина, как и положено, была приписана к Дорогомиловскому жилищно-эксплуатационному управлению. Ни в контейнере, ни в кабине ничего подозрительного он не заметил.

— Слюшай, отэц! Мой машин, билад, не хочет ехат, шайтан такой! Навэрына зажиганий барыхылыт? Памаги, брат! Ты шофёр, я — шофёр. Когыда-нибуд я тыбэ памагу.

Ужасный кавказский акцент делал речь парня почти непонятной, от этого у Андреича в душе поднималась волна агрессии.

— Не могу. Я при службе. Большого человека жду. Сам чинись, или иди в свой ЖЭК, пусть рембригаду присылают. Давай, уходи быстрее, а то и тебе, и мне за разговоры влетит по первое число.

Едва мусорщик дошёл до своей машины, хлопнула дверь подъезда, и на крыльце показался Андропов. Погруженный в какие-то раздумья, он подошёл к «Волге», машинально пожал руку Андреичу, открыл дверку и аккуратно разместился на заднем сиденье с левой стороны. Андреич привычно окинул взглядом двор, отжал педаль газа и двинулся к выезду на Кутузовский. Внезапно его боковое зрение отметило какое-то движение со стороны мусорных контейнеров. Он повернул голову к зеркалу заднего вида и увидел, как мусоровоз со скоростью гоночного болида настигает его «Волгу». За рулём мусоровоза никого не было!

— О чём думает этот пидор! Ох, бля! — проскочила последняя мысль в его мозгу, совпав по времени с грохотом сминаемого железа. Через секунду раздался взрыв, и над двором выросло облако дыма. На этом закончился жизненный путь не только Андропова, но и хорошего мужика Владимира Андреевича Рыжикова.

Особая следственная бригада не обнаружила на торпеде мусоровоза накарябанные слова арабской вязью اللأكبر ,[85] что все поняли, как ответку за бомбёжку Пакистана. Взрыв обеспечило самодельное взрывное устройство — несколько килограммов смеси алюминиевого порошка, селитры и гексогена, которой был забит бампер. Личность водителя установили быстро по документам ЖЭКа, вот только по адресу в паспорте никто никакого Курбанова Сулеймана Ибрагимовича слыхом не слыхивал. Фрагменты отпечатков пальцев на ручке водительской дверцы тоже на след не выводили. В картотеке МУРа таких отпечатков не было. Парик, ватник и сапоги были найдены на берегу Москвы-реки, в сотне метров от подъезда. Сам исполнитель исчез в неизвестном направлении. Поквартирный обход тоже кончился безрезультатно, все слышали только грохот взрыва.

* * *

На закрытом заседании руководства КГБ новый Председатель «конторы» Виталий Васильевич Федорчук, выступая с траурной речью, помимо обычных клятв в стиле «не забудем, не простим» заявил: