Времена испытаний

Камрин усмехнулся, и, в свою очередь насмешливо посмотрел на халифа. На Мохаммаде по восточной традиции, которой тот следовал, был надет парчовый халат, вышитый узорами золотой нитью, на голове – чалма, украшенная самоцветами, за широким шелковым поясом – кинжал, искусно выкованный восточными мастерами. Все это попугайское в двадцать втором веке средневековое великолепие дополнять голографический коммуникатор последней модели, тоже, впрочем, обрамленный алмазами, изумрудами и рубинами.

– Я назову тебя просто – Мохаммад, по-братски, – сказал Камрин. – Ты, скорее всего, был когда-то неплохим парнем, а потом с тобой что-то случилось. Ты стал жесток. У тебя вид храброго воина, но на самом деле это давно не так. Храбрый воин никогда не поднимет руку на безоружного человека, на женщин, детей и старикова. Только трусливые шакалы от собственного страха нападают на соседских кур – значит, страну…

– Ты не сможешь вывести меня из себя – ядовито ухмыльнулся халиф, но крепко сжал рукоять кинжала, с трудом сдерживая гнев. – Кроме болтовни с тобой меня ждут важные дела. Так что у меня терпения еще хватит, а ты пока выпей, выпей христосец.

Камрин поднял кубок:

– За народ Землю, за его терпение я выпью с тобой, Мохаммад!

– За мою власть, за власть Ислама, принц Камрин! – язвительно проговорил самолюбивый правитель и вдруг, давая выход копившейся внутри ярости, выплеснул вино в лицо Камрину и тут же ударил его рукоятью кинжала.

Камрин пошатнулся, но устоял на ногах.

– Уведите этого глупца, – приказал халиф, – путь готовится к смерти. Завтра на закате я казню его. И приготовьте ему большой и, так и быть, красивый крест, пусть тащит его через всю площадь на самый высокий холм. Соберите весь народ, посмотрим, как его Бог или Иисус – без разницы, станет спасет его от смерти!

Камрин молча вытерев разбитые губы и лицо от вина, а Мохаммад махнул рукой:

– И молись очень усердно – может, твой Бог тебя услышит! Вот, если спасет тебя твой Бог, я стану перед ним на колени, ха-ха! Теперь проваливай!

42

Площадь была переполнена людьми и при появлении узника громко зашумела. Многие истерично визжа, требовали казни. Некоторые молча, с жалостливым сожалением, смотрели на напряженное, измученное лицо Камрина, несшего на себе огромный деревянный крест и подгоняемого плетью всадника, оставлявшей на его боках кровавые следы. Другие тупым взглядом провожали его, проговаривая:

– Безумный ангел, идет Безумней ангел…

В указанном месте Камрин сбросил с себя ношу и, откинувшись на землю, терпеливо молился Отцу небесному. Все ожидали появления Великого халифа. Наконец, огромная толпа народа расступилась, и как ветер по кронам деревьев, по ней прокатился шепот:

– Халиф идет! Халиф!..

Мохаммад выехал на мощном бронированным джипе на воздушной подушке в окружении эскорта из пяти бронетранспортеров.

Халиф пристально следил за тем, как христосцу связали ноги, содрали свитер и до колен обрезали кожаные брюки, потом его положили на крест, разведя руки в стороны. Палач перевел дух и вопросительно посмотрел на Паша-бека, стоявшего рядом и наблюдавшего за процессом, а тот, ожидая приказа, – на халифа, высившегося в верхнем люке джипа, как на трибуне.

Но Мохаммад тянул время, то ли просто выжидая и смакуя ситуацию, то ли вся эта зловеще-трагическая сцена все-таки как-то тронула его душу. Но он не желал продемонстрировать нерешительность и, подозвав к себе начальника отряда оцепления, что-то сказал ему. Военный подбежал к Паша-беку, пошептался с ним, и советник халифа громко проговорил в висевший у него на груди мегафон, обращаясь к Камрину, но так, чтобы слышало как можно больше людей:

– Великий халиф хочет тебе в последний раз дать шанс! Твой Бог тебе не поможет, откажись от него и прими волю Ислама. В этом случае халиф обещает тебе прощение. Более того, он тебя простит – он уважает и ценит храбрых воинов.

Камрин отрицательно покачал головой:

– Нет! Передайте вашему великому халифу, чтобы не забыл о нашем разговоре.

– Не упрямься, чужеземец. Разве не видишь, сам Мохаммад не хочет пачкать кровью свои руки?..

– А, может, он боится?

Паша-бек развернулся, дав отрицательный знак халифу, и тот в ответ, взмахом руки подал сигнал к началу казни. Камрин застонал от боли, крепко стиснув зубы и в кровь кусая губы, когда стали вбивать в его руки никелированные костыли.

Закончив свою работу, палач вздохнул и с сочувствием тихо проговорил:

– Прости меня, Безумный ангел. Я не волен в своих делах – Паша-бек кого хочешь заставит. А я еле-еле кормлю семью. Если не я, он нашел бы сотню других вместо меня, а я бы лишился головы. Ты там своему Богу скажи, пусть на меня обиду не держит.

– Ступай с Богом, – слабеющим голосом проговорил Камрин, сдерживаясь, чтобы не стонать от боли.

Паша-бек отдавал приказ поднять крест с телом Камрина. С минуту стояла поразительная тишина – было слышно, как люди, переминаются с ноги на ногу, как кто-то шмыгает носом и тяжело дышит. Потом люди зашевелились, и толпа загудела, словно рой гигантских пчел. Многие, давая волю чувствам, зарыдали.