Вредный эксперимент (СИ)

  Чем дальше шла учеба, тем лучше у Виктора были успехи в теории и тем хуже на практике. Стоило только инструктору войти в класс, как Виктор отводил глаза в сторону и не мог заставить себя смотреть на источник инструкторского голоса. Виктор, на удивление, не умел скрывать свои чувства. Они всегда были написаны у него на лице и теперь он боялся, что инструктор сразу увидит на его лице жгучее желание запихать, вбить, заколотить кляп под эти шоферские усы, связать их хозяина по рукам и ногам, сунуть в багажник Москвича и разогнать Москвич с самого высокого обрыва. Других средств для достижения гармонии в своем внутреннем мире, разбитом учебными бомбежками, Виктор просто не видел. Он чувствовал, как бессильная ненависть к инструктору, к его пшеничным усам, к его замызганной кепке, считающейся шоферским брэндом, перекинулась и на Москвич как на эшафот, на котором инструктор в роли палача каждый раз умудрялся лишать Виктора желания радоваться жизни. Виктор не хотел, чтобы инструктор прочитал все это в его взгляде и прятал глаза. Учебные поездки превратились в мучения, и инструктор только удивлялся каждый раз: Странно!... Чем дольше ты не ездишь,... тем у тебя... лучше получается... Как ты... ездишь?!... Да как... ты с женой-то... живешь?!... Этого Виктор окончательно не мог вытерпеть: Нормально живу, она ведь меня не учит ездить на машине, - у него еще хватало сил на юмор, хотя он с гораздо большим удовольствием орудовал бы дубиной, видя, что сквозь шоферскую фуражку никакой юмор не проходит.

  Выскакивая после очередной поездки из Москвича в светлый и добрый мир, защищенный стеклами машины от безграничного произвола шоферского языка и от побоев его ушей этим языком, Виктор чувствовал, что весь клокочет от сдерживаемой злости на этого учительствующего таракана, которого он обязан считать инструктором за то, что этот таракан знает много- много редких слов, вливаемых в него, Виктора, как в помойную яму, вместо того, чтобы реально учить его водить машину. Виктор шел домой и тихо ненавидел все инструкторское племя, заодно ругая и того переводчика, что в давние годы перековеркал слова исторической фигуры, каковой являлся Уинстон Черчилль. Теперь Виктор был твердо убежден, что было именно так, что слова знаменитого англичанина безбожно переврали и на самом деле он сказал: Чем лучше я узнаю инструкторов по вождению, тем больше люблю собак. Наверное, - думал Виктор, наслаждаясь этой мыслью, - у этого переводчика в родне был инструктор по вождению, отец или брат, вот он и выгородил родню перед историей. Виктор злорадно усмехнулся.

  В общем, еще задолго до экзаменов Виктор успел понять, что никто его учить вождению не собирается, поскольку, хоть в автошколе и не было такой вывески, но принцип был железобетонный: обучение обучающихся - дело рук самих обучающихся. Ощущался он без всякой вывески, так же, как Виктор ощущал, что напрасно сунулся в стихию автошколы, не узнав заранее всей глубины проблем, скрывших его с ручками, но было уже поздно, эксперимент подходил к концу.

  Наступил май, и пришла пора экзаменов. У всех в зачетках был добросовестно проставлен полный курс часов теории и практического вождения в объеме программы. Теорию, как и ожидалось, он сдал с легкостью и удовольствием. На автодроме он с удивлением обнаружил, что таких чайников как он в группе немало, и народ один за другим заваливали вождение на автодроме и могли не мечтать об экзамене по городу. Он и предположить не мог, что зря жалел всех этих бедолаг, потому что ему пришлось еще хуже.