Юридические решения не дают ни эмоционального удовлетворения (что, вообще-то говоря, и не входит в задачи закона), ни исправления плохих ситуаций. В начале двадцатого века «законы о возрасте согласия и система ювенальных судов лишь увековечивали стигму и поддерживали наказание девочек из рабочего класса, проявляющих нестандартное половое поведение», - пишет Одем. В конце века мы видим то же самое, с тем лишь добавлением, что теперь законы наказывают и нестандартное половое поведение мальчиков, если оно гомосексуальное. Но закон увековечивает и стигму, налагаемую на поведение, не являющееся таким уж нестандартным: на «межпоколенные» отношения. На самом деле соединение более высокого, более богатого, более сильного, более взрослого мужчины с менее крупной, более юной, менее опытной женщиной - не только романтический идеал, но и норма. Исследования, проводимые с 1970-х годов, каждый раз показывают, что, независимо ни от каких законов, большинство девочек (девушек) теряют девственность с кем-то старше себя. На момент написания книги это означает, что от десятой части до четверти всех избранных любовников юных женщин - преступники.
Но главное (на что указывает Линн Филлипс) - подобные законы ничего не дают для удовлетворения потребностей в любви и совете, в экономической автономии, в уважении, социальном статусе или сексуальной субъектности, которые могут толкать некоторых девочек на такие связи, не исправляют они и возрастное и гендерное неравенство, которое не позволяет этим девочкам на равных вести со своими партнерами переговоры о безопасном сексе, беременности или деньгах и делает их уязвимыми перед домашним насилием и одиночеством.
В случае Дилана, Хезер и их семей трудно вообразить себе, что именно, если вообще что-либо, дало применение закона.
И справедливость ни для кого [Прим. перев.: «и справедливость для всех» - слова из утвержденной Конгрессом клятвы на верность флагу США.]
Золотой осенью 1997 года Дилану Хили вынесли приговор - сначала в здании федерального суда, а на следующий день в суде штата, в краснокирпичном судебном комплексе столицы штата Провиденса. Осужденный сидел в тонких ножных кандалах и оранжевом тюремном комбинезоне, выглядя скорее ошеломленным, нежели кающимся, в то время как секретарь суда оглашал длинный список обвинительных вердиктов и наказаний подобно средневековой католической ектенье, объявляя каждый отдельный акт «фелониального сексуального нападения на несовершеннолетнюю» с соответствующим периодом епитимьи. Дилан получил от двенадцати до двадцати четырех лет тюрьмы по шестнадцати штатным обвинениям, включая двенадцать обвинений в фелониальном сексуальном нападении, плюс по двум федеральным обвинениям в пересечении границ штатов с целью заняться сексом с несовершеннолетней - на основании Акта Манна, принятого в 1915 году на гребне паники «белого рабства». После оглашения каждого пункта обвинения и наказания судья просил осужденного подтвердить, что тот понял суть вынесенного по его делу решения.
Он понял - буквально, во всяком случае. Но заявление Дилана, которое за него огласил адвокат, говорило скорее о трагедии эмоционального нездоровья и незрелости, нежели о преступном злом умысле, более о незаконнорожденной любви, чем о криминальном неправомерном поведении. «Я принимаю полную ответственность» - так начиналось заявление, в котором подчеркивалось, что оно не имеет своей целью «оправдать или преуменьшить» преступления Дилана. Но, рассказывая о своих детстве и юности, отравленных невыносимой робостью и одиночеством, искупленных девочкой, которая «дала мне возможность почувствовать себя таким счастливым, каким я не чувствовал себя никогда, [и] принесла радость в мою жизнь», он не казался осознавшим тот моральный урок, который должно было преподать его наказание. Более того (стратегическая оплошность, допущенная вопреки совету адвоката), казалось, что Дилан признаётся в том, что сделал бы это снова. По мере того как росли препятствия к тому, чтобы они с Хезер были вместе, по его собственному признанию, росла и его одержимость: «Я любил ее без ума и бежал с той, которую любил».