Вражий питомец

Гаральд

Перед дружиной на коне
   Гаральд, боец седой,
При свете полныя луны,
   Въезжает в лес густой.

Отбиты вражьи знамена,
   И веют и шумят,
И гулом песней боевых
   Кругом холмы гудят.

Но что порхает по кустам?
   Что зыблется в листах?
Что налетает с вышины
   И плещется в волнах?

Что так ласкает, так манит?
   Что нежною рукой
Снимает меч, с коня влечет
   И тянет за собой?

То феи… в легкий хоровод —
   Слетелись при луне.
Спасенья нет; уж все бойцы
   В волшебной стороне.

Лишь он, бесстрашный вождь Гаральд,
   Один не побежден:
В нетленный с ног до головы
   Булат закован он.

Пропали спутники его;
   Там брошен меч, там щит,
Там ржет осиротелый конь
   И дико в лес бежит.
И едет, сумрачно-уныл,
   Гаральд, боец седой,
При свете полныя луны
   Один сквозь лес густой.

Но вот шумит, журчит ручей —
   Гаральд с коня спрыгнул,
И снял он шлем и влаги им
   Студеной зачерпнул.

Но только жажду утолил,
   Вдруг обессилел он;
На камень сел, поник главой
   И погрузился в сон.

И веки на утесе том,
   Главу склоня, он спит:
Седые кудри, борода;
   У ног копье и щит.

Когда ж гроза, и молний блеск,
   И лес ревет густой,—
Сквозь сон хватается за меч
   Гаральд, боец седой.

Три песни

«Споет ли мне песню веселую скальд?»—
Спросил, озираясь, могучий Освальд.
И скальд выступает на царскую речь.
Под мышкою арфа, на поясе меч.

«Три песни я знаю: в одной старина!
Тобою, могучий, забыта она;
Ты сам ее в лесе дремучем сложил;
Та песня: отца моего ты убил.

Есть песня другая: ужасна она;
И мною под бурей ночной сложена;
Пою ее ранней и поздней порой;
И песня та: бейся, убийца, со мной!»

Он в сторону арфу, и меч наголо;
И бешенство грозные лица зажгло;
Запрыгали искры по звонким мечам—
И рухнул Освальд — голова пополам.

«Раздайся ж, последняя песня моя;
Ту песню и утром и вечером я
Греметь не устану пред девой любви;
Та песня: убийца повержен в крови».

Михаил Лермонтов

Жена Севера

Покрыта таинств легкой сеткой,
Меж скал полуночной страны
Она являлася нередко
В года волшебной старины.
И финна дикие сыны
Ей храмины сооружали,
Как грозной дочери богов,
И скальды северных лесов
Ей вдохновенье посвящали.
Кто зрел ее, тот умирал.
И слух в угрюмой полуночи
Бродил, что будто как металл
Язвили голубые очи.
И только скальды лишь могли
Смотреть на деву издали.
Они платили песнопеньем
За пламенный восторга час,
И, пробужден немым виденьем,
Был строен их невнятный глас!..

Аполлон Майков