— Стой! — говорит ему вещун молебницы придорожной. — Клади поклон, клади память Божичу Туру-путеводителю. Без того не будет тебе пути.
— Нет у меня ничего! — отвечает юноша.
— Нет ничего! вынь из главы твоей волос и спали в жертву Божичу.
— Нет тебе ни волоса! — говорит Светославич и едет далее.
— Ну, не будет тебе пути! — кричит ему вслед вещун.
Вот подъехал юноша к реке
— Стой! — говорят ему
— Нет у меня памяти, — отвечает им сердито Светославич.
— Морочишь!.. есть на тебе кожух золотой, скинь кожух!.. плащ, лаженный золотом и серебром… клади!.. Госпожа даст тебе путь и честь, а Фрея любовь к тебе положит на сердце дев красных.
— Сам ты Фрея! — произносит сердито Светославич, вырвавшись из толпы жрецов и перевощиков, окруживших его.
Мохнатый пес плывет чрез реку Самару. Светославич вслед за ним.
Клянут его жрецы, приподнимаясь с земли.
Быстро несется он чрез мирные поля. Поет оратай веселую песню; не рогатыми волами, не конем орет он землю: орет он парой Литвинов, подгоняет Литвинов длинной хворостиной.
Пронесся Светославич чрез широкие степи, скачет глубокою долиной под навесом частых дерев; вдруг слышит… навстречу ему конский скок… в глубине долины, по извилистой дороге пыль взвивается… нет-нет и вдруг вопль женщины… Приостановился Светославич, а из-за поворота дороги прямо на него мчится всадник, налетел, конь встал как вкопанный, загородил ему путь Светославич.
Вопль женщины повторился; она лежала поперек седла, перед всадником, обхваченная левою его рукою и окутанная в красную полость, перекинутую через плечо.
Внезапно остановленный, едва усидел он на седле, грозно окинул глазами Светославича, под которым черный конь фыркал, взрывал копытом землю, вскидывал голову, звучал цепями узды.
— Дорогу, Витязь! — вскричал встречный всадник.
— Спаси! спаси меня! — раздался голос женщины.
— Дорогу! — повторил всадник. — Или меряй силы!
— Эгэ! — произнес равнодушно юноша, кивнув головой и не двигаясь с места.
— Ха! подорожный вор! — пробормотал сквозь зубы встречный. — Кто бы ты ни был, могучий или слабый, честная кровь течет в тебе или ядовитый черный сок: все равно для меня! не говори твоего имени, не растворяй уста, чтоб не слышать лай собаки!.. дорогу!..
Выхватив меч из ножен, всадник наскочил на Светославича. Светославич, выхватив также меч свой, отразил удар и не двигался с места.
— Дорогу! — повторил всадник.
— Спаси меня, Витязь добрый! спаси! — вопила женщина, протягивая к Светославичу руки.
— Пусти ее! — произнес Светославич. — И ступай куда хочешь!
— А! девошник! по речам видно, что у тебя зубов еще нет!.. верно, не лобызал ты еще никого, кроме сосца материнского!.. недаром полюбил на-голос мою рабыню и хочешь ратовать ее!.. Честному встречному нет дела ни до слез, ни до женского смеха!.. Годи, годи!.. ну, кому достанется!..
И неизвестный соскочил с своего коня, сложил деву с рук своих на траву, подле дороги. Риза из багряной камки струилась от ее чешуйчатого пояса; лица нельзя было рассмотреть: оно было завешено широким покрывалом, которое ниспадало до земли, как полы опущенного шатра, от золотой маковки, светившейся на высокой остроконечной ее шапочке.
Дева припала на колени, сложила руки, как будто молясь Светославичу; а незнакомец, сбросив с себя красную манту, обнажил под железным нагрудником черное полукафтанье, обшитое чешуей медной и перетянутое кожаным поясом, на котором висела длинная спада; сапоги также перетянуты были подвязками выше колена и также обшиты чешуею; из-под остроконечного шишака его струились по плечам рыжие кудри.
— Ну! — произнес он. — Слезай с коня, если ты могучий богатырь!.. на конях дерутся только трусы! слезай! узнаю я, что привык ты носить, оковы или меч!.. Молись своему богу, а я своему, — молитва точит и тупит меч, наносит и отводит удары.
Он вонзил свою спаду в землю, накрыл ее плащом, надел шишак свой на рукоять, сложил на землю лук, рассыпал из тула стрелы и продолжал:
— Вот мой бог, дай мне призвать сильные его удары и остроту на помощь…
— Точи словами меч свой, — ответил юноша, нетерпеливо откинув решетку своего шлема.
Неизвестный, припав к земле за плащом, наложил стрелу на тетиву, приподнялся, быстро нацелил в бок стоявшему нетерпеливо Светославичу… и вдруг лук и стрела выпали из рук его.
— Жупан мой! Кирк мой Марко! — едва проговорил он трепетным голосом, упав на колена.
— Отец мой! — вскричала дева, бросаясь к Светославичу. — Отец мой! спаси меня от похитителя, от насильника Зуввеля!
— Не верь ей, Жупан Марко! — вскричал неизвестный, подползая на коленях к Светославичу, который смотрел то на деву, то на незнакомца и не постигал речей их.
— Не верь ей! — продолжал незнакомец. — Она женщина!.. я расскажу тебе все, как было. Раим Зуввель, старый слуга твой, так же верен, как верен тебе меч, который носишь ты при бедре.
— Не верь ему, отец мой, не верь!.. клеветою полны уста его! — восклицала дева.