Враждебный портной

— Неужели никого больше не осталось? — с грустью посмотрел на бутылку со стремительно убывающим «Полугаром» Каргин. Удивительный напиток не только отставал от простой водки на два градуса, но и разливался не в пол-литровую, как положено, бутылку, а в четырехсот пятидесяти граммовую. Маломерность бутылки компенсировалась ее длинной гусиной шеей.

Я — алкаш! — без особой, впрочем, грусти констатировал Каргин. Только алкаш столь внимателен к антуражу выпивки.

В это время Ираида Порфирьевна твердой рукой наполнила рюмки, не обращая ни малейшего внимания на изысканную стать «Полугара».

Или алкаш тот, кто пьет, не глядя, что пьет? — покосился на мать Каргин.

— Ванька? — вспомнила мужа-­режиссера Ираида Порфирьевна. — Но он давно умер. Да и не любил его дед. В упор не видел.

— Если брать в порядке убывания, он пред... предпоследний, кто знал деда, — вздохнул Каргин. — Почему дед его не любил?

— Он как-то не вписывался в его жизнь, — пожала плечами Ираида Порфирьевна. — Дед сладко пил, вкусно ел, имел прислугу, держал собак, охотился, играл в карты, катался с девками на теплоходах по Каспийскому морю. А Ванька был молодым коммунистом, конспектировал Ленина, заседал, как сыч, в партбюро, делал карьеру, верил в великое будущее СССР, считал, что дед неправильно, не по-советски живет.

— А он, значит, жил правильно, по-советски? — Каргин вспомнил отцовскую версию разногласий с тестем. «Он все, что видел, клал в карман, — сказал как-то отец. — А я в его карман не поместился...»

Как, в сущности, коротка жизнь, снова внимательно посмотрел на бутылку «Полугара», определенно подтверждающую эту не сказать чтобы оригинальную мысль, Каргин. Бутылка, совсем как глиняный кувшин Омару Хайяму, согласно кивнула длинной шеей. Но кувшин не кивнул, а шепнул, припомнилось Каргину. Ну да, конечно, шепнул, потому что по бутылке можно визуально, а по кувшину только на вес определить, сколько там осталось... жизни? Где живший красиво дед? Где так и не сделавший карьеру, банально спившийся отец, заседавший, как сыч (почему, кстати, как сыч?), в партбюро? А главное, где СССР?

— Я тоже так думала, пока была молодая. — Ираида Порфирьевна, не внимая возражениям, решительно, как селевую лавину, обрушила на тарелку Каргина внушительный фрагмент «крошева». — С капустой, яйцом и луком, — пояснила она, — все свежее, хорошее. Но Ванька жил не по-советски. Он жил как все, но хуже. Дед мне объяснил. То есть нет, он никогда со мной о Ваньке не говорил, как будто тот не существовал. Само объяснилось.

— Само? — недоверчиво переспросил Каргин.

— Это когда ничего не надо объяснять. События, происшествия, дела — вот истинный язык жизни. А трепотня людей — тьфу! — махнула рукой Ираида Порфирьевна.

Каргину вспомнилась недавно прочитанная статья, где утверждалось, что человеческая речь — это... ментальная разновидность полового акта. Потому-то, советовал автор, говорящего человека не следует перебивать, надо дать ему возможность высказаться, то есть довести дело до конца. Неужели и жизнь, ужаснулся Каргин, обрушивая на несчастных людей события, происшествия и разного рода дела, элементарно имеет их, как сексуальных партнеров? А еще он подумал о Наде. Когда она была полноценной женщиной, то говорила мало и исключительно по делу. Сейчас Надя говорила уже не только по делу, но и на отвлеченные темы. Один орган у нее, стало быть, атрофировался, а другой — речевой — развился вместе с... плавником? Значит, жизнь, сделал вывод Каргин, во всех своих измерениях и патологиях — неостановимый половой акт, а финал его — смерть. Оргазм, которого не избежать, даже если оторвать себе...

— С чем, говоришь, пирог? С яйцами? — обреченно ковырнул вилкой «крошево».

— В пятьдесят втором году на практике Ванька снял сюжет о новом маршруте местной авиации в Костромской, что ли, области, — вспомнила Ираида Порфирьевна. — В одном райцентре была птицефабрика, в другом — лесорубы валили лес. Сюжет пошел в кинохронику под титрами: «Первый самолет — с яйцами!» Говорят, его увидел сам Сталин. Он всегда смотрел хронику.

— И что же? — заинтересовался Каргин. — Приказал расстрелять?