Он попятился, не отрывая от меня глаз, выражение лица его изменилось. «Ты не знаешь? — спросил он. — Да, Сесс отказался от полета, но его место уже занято».
— Кем?
— Тем, кто рядом с тобой, — сказал Шики, я повернулся, и она стояла рядом, глядя на меня, со стаканом в руке и с выражением, которого я не мог понять.
— Привет, Боб, — сказала Клара.
Я подготовился к вечеринке, выпив несколько порций заранее — на девяносто процентов я был пьян и на десять ожесточен, но все улетучилось, как только я взглянул на нее. Я поставил стакан, кому-то сунул сигарету, взял ее за руку и отвел в туннель.
— Клара, — сказал я, — ты получила мои письма?
Она удивилась. «Письма? — Покачала головой. — Ты, наверно, послал их на Венеру? А я там не была. Долетела до встречного корабля, пересела и вернулась сегодня на пассажирском».
— Ох, Клара.
— Ох, Боб, — передразнила она меня, улыбаясь: весело мне не было, потому что, когда она улыбалась, я видел дыру на месте выбитого зуба. — Что же еще нам сказать друг другу?
Я обнял ее за плечи. «Я могу сказать, что люблю тебя, и мне жаль, и что я хочу тебя, и хочу жениться и иметь детей и»…
— Боже, Боб, — сказала она, мягко отталкивая меня от себя, — когда ты что-нибудь говоришь, то говоришь уж основательно. Подожди немного. Это не убежит.
— Но ведь прошли
Она рассмеялась. «Не глупи, Боб. Сегодня у Стрельца неподходящий день для принятия решения, особенно о любви. Поговорим в другой раз».
— Вздор! Послушай, я в это не верю!
— А я верю, Боб.
Меня охватило вдохновение. «Эй! Я могу поменяться с кем-нибудь на первом корабле. Или, минутку, может, Сузи поменяется с тобой…»
Она покачала головой, по-прежнему улыбаясь. «Не думаю, чтобы Сузи это понравилось, — сказала она. — Ну, и никто не разрешит меняться. Особенно в последний момент».
— Неважно, Клара!
— Боб, — сказала она, — не подталкивай меня. Я много думала о нас с тобой. Мне кажется, у нас есть, чего добиваться. Но не могу сказать, что все уже решила, и не хочу, чтобы меня подталкивали.
— Но, Клара…
— Кончим на этом, Боб. Я полечу в первом корабле, ты во втором. Там, может, поговорим. Может, даже поменяемся на обратный путь. А пока у нас есть возможность подумать, чего мы хотим на самом деле.
Единственные слова, которые я мог повторять снова и снова, были: «Но, Клара…»
Она поцеловала меня и оттолкнула от себя. «Боб, — сказала она, — не торопись. У нас впереди много времени».
27
Скажи мне, Зигфрид, — говорю я, — насколько я нервный. На этот раз он принял голографическое изображение Зигмунда Фрейда, свирепый взгляд венца, ничуть не gemutlith[2]. Но голос его — все тот же мягкий печальный баритон: «Если вы спрашиваете, о чем свидетельствуют мои сенсоры, Боб, то да, вы весьма возбуждены».
— Я так и думал, — говорю я, подпрыгивая на матраце.
— Можете мне сказать почему?
— Нет. — Вся неделя была такой: прекрасный секс с Дорин и С.Я., а потом поток слез в душе, фантастические выигрыши, и игра на турнире в бридж, и абсолютное отчаяние на пути домой. Я чувствую себя флюгером. «Я чувствую себя флюгером, — кричу я. — Ты вытащил что-то такое, с чем я не могу справиться».
— Мне кажется, вы недооцениваете своей способности справиться с болью, — заверяет он меня.
— Будь ты проклят, Зигфрид! Что ты знаешь о человеческих способностях?
Он почти вздыхает. «Мы снова за то же, Боб?»
— Да, черт возьми! — Странно, теперь я меньше нервничаю; я снова втянул его в спор, и опасность отступила.
— Правда, Боб, я машина. Но я машина, созданная, чтобы понимать, что такое человек, и поверьте мне, Боб, я хорошо сделан.
— Сделан! Зигфрид, — говорю я рассудительно, — ты не человек. Ты можешь знать, но не можешь
— Я все это знаю, Боб, — мягко отвечает он. — Правда, знаю. И хочу выяснить, почему вы испытываете такие бурные чувства. Не поможете ли вы мне?
— Нет!
— Но ваше возбуждение, Боб, доказывает, что мы приближаемся к основной боли…
— Убери свое проклятое сверло с моего нерва! — Но эта аналогия ни на секунду не сбивает его: его цепи сегодня хорошо настроены.
— Я не ваш дантист, Боб, я ваш аналитик, и я говорю вам…
— Перестань! — Я знаю, что должен увести его от того места, где боль. С того первого дня я не пользовался формулой С.Я., но теперь хочу снова воспользоваться ею. Я произношу слова и превращаю его из тигра в котенка: он ложится на спину и позволяет мне чесать ему брюшко, и я приказываю ему воспроизвести отрывки его сеансов с привлекательными и очень изворотливыми женщинами. И остальная часть часа проводится у замочной скважины. И я в очередной раз благополучно покидаю его кабинет.
Или почти благополучно.
28